– А теперь, – сказала она, стягивая спутанные волосы в конский хвост и снимая передник, – вы можете съесть все яйца, которые вам понравились, но при условии, что пообещаете, что оставите в животиках место для обеда. И помните: фольгу уберите в коробку для творчества!

«Коробка для творчества» была еще одним источником раздражения для папы. Когда-то это был небольшой пластиковый ящик для инструментов, где хранились пайетки, синельная проволока и листы сусального золота. Через какое-то время этот ящик уже не мог вместить все добро и со временем превратился в семейство гигантских контейнеров, которые «поселились» в большом шкафу в зале. Теперь «коробка для творчества» была заполнена невообразимыми клубками старых тесемок, обрывками пряжи, фантиками от сладостей, втулками от туалетной бумаги, старым бельем, нарезанным на полоски, упаковками от чипсов и использованной оберточной бумагой. Мэган теперь не занималась творчеством – ведь ей уже было почти одиннадцать, – а Бетан никогда особо не отличалась любовью к рукоделию, как сестра в ее годы; мальчики же, в свою очередь, конечно, предпочитали бродить по саду или гонять в футбол около дома, а не сидеть с набором для детского творчества и горсткой палочек от мороженого. На самом деле никто больше не пользовался коробкой для творчества, но тем не менее это не мешало Лорелее постоянно набивать ее всяким старым хламом.

Сейчас она нетерпеливо выхватила у детей обертки от яиц, как будто они собирались их выбросить, и начала разглаживать их кончиками пальцев, при этом ее лицо сияло от удовольствия.

– Такие красивые, – приговаривала она, складывая их вместе, – как маленькие кусочки радуги. И конечно, они всегда будут напоминать мне об этом дне. Идеальном дне с моими прекрасными детьми, когда солнце светило так ярко и вокруг царила гармония.

Она поочередно посмотрела на каждого ребенка и улыбнулась своей неповторимой улыбкой. Лорелея провела рукой по волосам Риза и убрала их со лба.

– Мои прекрасные дети, – снова повторила она; ее слова были обращены ко всем ее детям, но любящий взгляд дольше всех задержался на последнем, самом младшем ребенке.

Риз при рождении весил меньше всех младенцев Лорелеи. Мэган и Бетан родились крупными – больше четырех килограммов. Из близнецов Рори появился на свет первым и весил почти три килограмма. А затем, как часто рассказывала мать, выскочил бедняжка Риз, который больше походил на общипанного перепела и весил меньше двух килограммов. Синий и сморщенный, он едва мог дышать самостоятельно. Медсестры положили его под лампы, чтобы «слегка подрумянить», любила повторять Лорелея, и заявили, что домой его можно будет выписать только спустя долгих три дня.

Лорелея по-прежнему беспокоилась о нем больше, чем о других детях. В свои шесть Риз был меньше ростом, чем Рори, и гораздо мельче, чем большинство детишек в его классе. С бледным лицом, склонностью к простудам и частыми проблемами с животом. На людях он всегда намертво вцеплялся в мать, вопил, как младенец, если у него что-то болело, и еще, в отличие от Рори, ему не нравилось играть с другими детьми. Он выглядел счастливым, только когда находился дома и по одну руку от него сидел брат, а по другую – мама. Мэган не знала, что с ним делать. Порой ей хотелось, чтобы он никогда не появлялся на свет. И иногда она действительно думала, что им всем гораздо лучше жилось бы без него. Он явно был не от мира сего. Все Берды были интересными, общительными, яркими и обожали подурачиться. Риз просто деморализовал их и тянул ко дну это оптимистичное семейство.

Мэган неосознанно сжала в кулаке золотистую фольгу, которую только что сняла с большого яйца, обнаруженного ею на вишневом дереве, и слегка подпрыгнула, когда мать хлопнула ее по руке.

– Фольга! – воскликнула Лорелея. – Фольга!

Девочка тут же разжала кулак, и фольга упала, а мать с улыбкой подняла помятую бумажку.

– Спасибо, дорогая, – ласково произнесла она. Ее взгляд снова упал на фольгу, и она промолвила: – Ты только посмотри, она такая красивая, блестящая и такая… радостная.

Пасхальные праздники тянулись еще неделю. Аномальная жара продолжалась, и дети Бердов забегали в дом, только чтобы попить лимонад, схватить ломтики хлеба с маслом или же если отчаянно хотели в туалет.

К ним периодически заходили друзья; в один из дней они ездили на пляж в Уэстон-сьюпер-Мэр, а в последние праздничные выходные к ним в гости приехала сестра Лорелеи, Пандора, с двумя своими сыновьями-подростками. Папа наполнил детский бассейн, а взрослые пили пиммс[6], и в их стаканах весело подпрыгивали кубики льда в форме фруктов. Кузен Мэган Том исполнял на облепленной наклейками гитаре песни Дэвида Боуи. Рори проткнул палкой бассейн, и вода из него хлынула главным образом на лужайку, изрядно затопив ее. На что папа сказал:

– Ну что ж, так тому и быть.

Лорелея сгребла в охапку то, что осталось от проколотого бассейна, и, словно раненого ребенка, понесла его в гараж, бормоча:

– Папа все починит.

А отец ответил:

– Мы оба знаем, что папа не сможет его починить. Я понятия не имею, как ремонтировать детские бассейны, и я до сих пор не починил тот, который они продырявили в прошлом году.

Лорелея улыбнулась и через сад послала ему воздушный поцелуй.

Папа вздохнул и произнес:

– Отлично. Теперь в нашем гараже обосновались три проколотых лягушатника. Это не дом, а какая-то свалка. – И закатил глаза.

Пандора улыбнулась и добавила:

– Она совсем как наш папа. Никогда ничего не выбрасывает.

Бен, второй кузен Мэган, с улыбкой попросил мать:

– Расскажи еще раз, что собирала Лорелея, когда была ребенком.

Пандора нахмурилась, а потом улыбнулась:

– Осенние листочки. Кольца для открывания банок. Бирки от новой одежды. Корешки от билетов в кино. Серебристую фольгу из пачек маминых сигарет.

– И волосы! – радостно воскликнул Бен. – Не забывай про волосы!

– Да, – согласилась Пандора. – В нашей семье время от времени кто-то стригся, и Лорелея просила не выбрасывать волосы. У нее под кроватью хранилась сумка, набитая волосами. Надо сказать, это было ужасно.

Взрослые и подростки смеялись, а Мэган с любопытством смотрела на них. Они говорили об этом и раньше, точнее, всякий раз, когда собирались вместе, но каждый раз, когда девочка слышала, как и что они говорили о ее маме, это звучало по-разному. Чем старше она становилась, тем находила эти байки менее забавными, даже, скорее, странными. Потому что сейчас ей было столько же лет, сколько было и ее маме, когда она собирала все эти странные детские коллекции. Мэган совершенно не могла себе представить, что сама может собирать старые волосы, для нее это было сродни тому, чтобы просить разрешения пойти в школу в субботу.

– Это вы надо мной смеетесь? – добродушно поинтересовалась ее мать, вернувшись из гаража.