В данном случае можно ограничиться немногими словами в адрес исторических амазонок. Природа поведения человека в условиях стресса ныне остается и останется такой, какой была в прошлом; и находящаяся в трудном положении женщина будет иметь склонность к преувеличению человеческих страстей. Незачем, да и напрасно, обращать особенное внимание на тезис, который превосходно проиллюстрировали миф и история.

Стоит более подробно обратиться к греческому гуманистическому духу. До нас не дошло ни одного рисованного на глине или высеченного из камня изображения амазонки, хотя бы приблизительно соответствующего по времени жизни даже последнему из подлинных мифотворцев. Все скульптуры и изображения на расписных сосудах, которыми мы располагаем, принадлежат относительно более поздней поре, когда первоначальное, породившее миф явление уже отмирало. Литература, однако, дает нам некоторое примитивное представление.

Письменные источники рассказывают о буйном и кровожадном племени, склонном к каннибализму и человеческим жертвоприношениям в своей религиозной практике, отрицающем естественные порядки в обществе, живущем только войной со своими соседями, и неумолимом в своей ненависти. Мы видим, что амазонки презирают греческую культуру, восстают против греческих полубогов, подобно безумным аргонавтам сокрушают Африку в поисках предродового пояса (ибо предположение о поясе девственности у амазонок самым откровенным образом искажает действительность). Они осаждают Афины, и от взятия священного города Минервы их удерживают только дипломатические ухищрения. Длинная история эта повествует о грабежах и насилии. И, тем не менее, даже в ранних Гомеровых гимнах уже присутствует гуманизирующий дух. Ахиллес, оторванный от оплакивания мертвого Патрокла ради штурма Трои, впал в великий гнев, вызванный злобной и кровожадной царицей амазонок и ее подручными, пришедшими на помощь Приаму, которые пришли лишь для того, чтобы дать выход своей, направленной против греков ярости. Но в миг победы, когда Ахиллес уже намеревался нанести смертельный удар поверженной царице, красота ее остановила героя. Восхищенный такой воинской доблестью, он жалел о том, что рука его должна погубить такую женщину. То, что она достойна смерти, что она вынудила Ахиллеса защищаться, не изменяет всего ужаса ситуации, ибо мужчина ощущает себя неправым, каким бы ни был повод. Пафос подобной ситуации вызвал к жизни шедевры изобразительного искусства. А весь эпизод подробно описан Арктинием Милетским в его поэме «Эфиопия», продолжавшей «Илиаду» и высоко ценившейся соотечественниками. Подобное отношение к амазонкам почти неизменно обнаруживается в греческом искусстве. Мы располагаем изображениями их битв с грифонами, варварами, Гераклом, их побед и неудач, предшествовавших походу на Афины. Мы видим изображения групп и одиночных амазонок, не всегда обладающих идеальными фигурами, но превосходно развитых и сохраняющих изящество даже в конных и пеших поединках. И все же в них всегда угадывается нечто не совсем женственное. Лица амазонок обыкновенно наполнены силой, они прекрасны и часто не лишены нежности. Во всех произведениях, оставленных нам греческими скульпторами, не обнаруживается никаких признаков излишней мужественности и грубости, однако в них всегда присутствует намек на то, что женщины эти все же не были обыкновенными. И это самым строгим образом соответствует позднейшим греческим представлениям, видевшим в амазонках великолепное женское племя, строго подавлявшее естественные наклонности, подчиняя их интересам общества и его идеалам. Воплощение подобного отношения художниками становится вполне заметным при рассмотрении прочих примеров идеализации греками женского тела, идет ли речь о жеманящейся Венере, горделивой Диане, величественной Афине, или о женщинах более простых — смеющейся девушке или достойной матроне. Мы можем только остановиться в восхищении перед возвышенностью чувств и удивительным мастерством, с которым она донесена до зрителя. Тем не менее, при сравнении, этическое значение повестей Востока зачастую оказывается намного выше их западных аналогов. Однако в одном случае духовность эта скрыта и прекрасная мысль находит грубое воплощение; в другом — она напротив, возвышена. Мы можем продолжить сопоставление на примере населенного ракшасами Цейлона или острова Вак-Вак (повесть о котором донесена до нас арабскими источниками) с мифом об острове Ээя. Здесь жила Цирцея, окруженная очаровательными служанками и прирученными зверями, занимавшаяся, по всей видимости, как и женщины Востока, обольщением мужчин и принесением их в жертву. Насколько поэтично смягчена здесь жестокая мораль. В одном случае использован грубый и ядовитый символизм. В другом — заменившийся более мягким гуманизмом. Отчасти благодаря последнему в тех случаях, когда греческие художники изображают мужчин в качестве противников амазонок, в фигурах и чертах воинов нередко читается некая нерешительность. Они сражаются насмерть, но не ощущают ненависти, хотя, конечно, случаются и исключения. Одно из них мы видим в изображении двух всадников, представляющих собой фрагмент терракотового изваяния, находящегося в коллекции Таунли: безбородый греческий юноша склоняется вниз со спины вставшего на дыбы коня, левой рукой хватает амазонку за волосы, с силой запрокидывая ее голову назад; и пока она падает, заносит короткий меч правой рукой, чтобы поразить ее. Сцены свирепых сражений изображены на многих крупных скульптурных рельефах.

Как правило, художники словно бы стремятся в своих произведениях донести до мира ту мораль, которую они извлекли из легенд и суровой жизненной борьбы.

В мелких формах искусства, нумизматике и керамике, мы видим более близкое приближение — по духу, конечно, а не всегда по времени создания — к старинным версиям легенды. Дело в том, что произведения эти представляют собой вообще более популярную отрасль искусства, апеллировавшую к oipoloi. Как свидетельствует нумизматика эллинистических стран, монеты, в которых апологеты видят доказательство действительного существования государства амазонок, во многом сомнительны, поскольку значительное количество фигур, считавшихся изображениями амазонок, на самом деле символизируют гениев-покровителей городов. Из них можно извлечь немногое — как с исторической, так и с художественной стороны. Керамика зачастую груба как с точки зрения гончарного мастерства и росписи, так и эмоционального содержания. Подобная примитивность, вне сомнения, объясняется популярным характером самого ремесла, а не возрастом, поскольку мы находим во многих образцах тенденцию к усложнению рисунка: амазонки и греки не сражаются лицом к лицу, но поворачиваются и изгибаются в сложных позах, часто сопровождающихся множеством деталей. Таким образом происходит отступление от примитивных образцов. Однако подобное украшение керамики почти всегда свидетельствует об имитации, если не о прямом копировании, поскольку слишком часто принимает форму карикатур на благородный образец. В любом случае легенды предоставляли горшечникам популярные темы, к числу которых относились и амазонки, занятые своим любимым делом, — нанесением увечий и убийством. Истории о Беллерофоне, Геракле, Ипполите и Тесее воспроизводятся в бесконечном числе вариаций и со значительным пылом. Следует отметить, что на этих росписях царицы амазонок изображаются с круглыми щитами, украшенными головой Медузы, хотя иногда маски горгоны изображены и на щитах греков, являя тем самым некое смешение идей или отражая различные моральные оценки художника. В то время как битвы происходят обыкновенно между женщинами и греками, мы иногда видим амазонок, помогающих грекам в борьбе против чудовищ, а отношение Ахиллеса к Пентесилее изображается откровенно и с некоторым сочувствием. Существует также заметное разнообразие в костюмах амазонок. Одежда их меняется от короткой туники или хитона до полной брони, с афинскими шлемами и щитами в виде полумесяцев, и далее — к персидскому типу воительницы, облаченной в тесно облегающую тело тунику и шаровары, с фригийским колпаком на голове, — наряда, удивительным образом подчеркивающего наготу их противников.