— Старости нет, пока ты управляешь собой, Йоханн. Я понимаю, что это заявление дурно пахнет… а впрочем, делай, что хочешь, я ни на чем не настаиваю.

— Спасибо, Джейк, ты настоящий друг. Черт, ты иногда нужен мне даже больше, чем Юнис, хотя она намного симпатичнее. Юнис, скажи, девочка: я несносен?

Секретарша пожала плечами. Это было красивое движение.

— Вы такая лапочка-вонючка, босс… время от времени. Но я научилась не обращать на это внимания.

— Вот, Джейк. Если бы Юнис хоть раз отказалась терпеть мои выходки — вот как ты, например, — то я уже был бы самый приятный босс в мире. А так я использую ее в качестве предохранительного клапана.

— Юнис, — сказал Сэлэмэн, — в любое время, как только вам надоест это опутанное проводами дерьмо, вы приходите ко мне и получаете эту же работу за такое же жалованье…

— Юнис, твое жалованье удвоено.

— Спасибо, босс, — быстро сказала секретарша, — запись сделана, время проставлено. Бухгалтерию я уведомлю сама.

— Понял, да? — закашлялся Смит. — И не пытайся перекупить ее, старый козел. У тебя не хватит «капусты».

— Маразматик, — оскалился Сэлэмэн. — Кстати, о «капусте». Кого ты прочишь на место Паркинсона?

— Еще не думал. Есть кандидат?

— До сих пор не было. Но сейчас мне кажется, что это могла бы быть Юнис.

Долгую секунду Юнис не могла скрыть изумления. Потом на ее лицо вернулось прежнее выражение.

— Об этом я не думал, — признался Смит. — Но мысль хорошая. Юнис, как бы ты отнеслась к перспективе стать директором?

Юнис отключила диктописец.

— Если это шутка…

— Дорогая моя, — сказал Смит мягко, — я никогда не шучу с деньгами. А для Джейка деньги — единственная святыня. Ты знаешь, что он продал свою дочку и бабушку в бордель в Рио?

— Вранье, — сказал Сэлэмэн. — Только бабушку. И старушка не подкачала! Благодаря ей мы прикупили еще одну спальню.

— Босс, но я полный ноль в бизнесе!

— Ну и что? Директора ничем не управляют, они только формируют политику. А про это ты знаешь больше, чем кто-либо из них, — ты же варишься в этом котелке уже хренадцать лет. Будешь исполнять все те же свои обязанности — да еще голосовать, как Джейк. Идет?

— Вы думаете, я справлюсь, сэр?

— Мы же справляемся. Загляни в старые записи — как бы мы с Джейком ни изображали перебранки, а всегда голосовали так, как договаривались заранее.

— Я это давно заметила, — сказала Юнис.

— Вся конспирация коту под хвост, — сказал Смит. — Решено, Джейк: она — новый директор. Да, и еще один тайный пункт: если нам вдруг понадобится вакансия — ты уйдешь в отставку? Ничего, естественно, не теряя.

— Конечно, сэр. И даже без отступного.

— Почему без? Очень даже с отступным… Понимаешь, Юнис, я хочу быть уверенным, что у Джейка всегда будет надежный запас голосов — причем я не хочу увольнять обскурантов без крайней необходимости. Не стоит подставлять фон Риттеру свой нос для очередного щелчка… Итак, вы директор, дорогая. Формальности — на том же собрании акционеров. Добро пожаловать в истеблишмент. Теперь ты не благородный пролетарий, а контрреволюционер, предатель, штрейкбрехер, шпик, фашистский пес. Как теперь самочувствие?

— Не пес, — возразила Юнис. — Все остальное правильно, но я-то женщина. Значит, сука.

— Юнис, я не только не использую такие слова сам, но, знаете ли, не в восторге, когда их используют леди.

— А может ли фашистский штрейкбрехер быть леди? И вообще — я выучила это слово в детском саду.

— Я впервые услышал его, выбираясь из… э-э… ну, вы меня поняли, ребята, — и пусть оно там и остается.

Сэлэмэн зарычал:

— У меня нет времени выслушивать доморощенных лексикологов! Конференция закончена наконец?

— Что-что? Да она только начинается. Та ее сверхсекретная часть, из-за которой я выставил милейшую мисс Макинтош. Наклонитесь-ка ко мне.

— Постой, Йоханн, — Сэлэмэн огляделся вокруг. — Прежде чем начнутся тайны, давайте удостоверимся, что нас не подслушивают. В кровати есть микрофон — это раз. Кресло, наверное, тоже оборудовано им?

— Э-э… — старик выглядел озадаченным. — Вообще-то я всегда использовал гонг…

— Йоханн, семь к двум, что нас слышат. Юнис, дорогая, вы не посмотрите эти медицинские пульты — может быть, разберетесь, где там можно отключить микрофоны?

—Сомневаюсь, конечно… но посмотрю. Если это не слишком отличается от моего столика… Так. Вот это точно не запись речи, а сердце и дыхание. Сердце бьется… Нет, я не нахожу ничего такого. Но речь легко можно снять с любого из этих каналов до того, как звук пройдет через фильтр. Я не знаю, делается ли это… Проклятье, я могу отключить запись, но я не уверена, что это записывается только в одном месте. А не в двух. Или в трех. Мне очень жаль…

—Не расстраивайтесь, дорогая, — сказал Сэлэмэн. — В этой стране с середины прошлого века уединиться невозможно. Я могу позвонить одному парню, и он сфотографирует вас в вашей же ванне, да так, что вы никогда об этом не узнаете.

—И много он берет за это?

—Не хило. От двух тысяч наличными. Но качество снимков превосходное.

—Как интересно! Мистер Сэлэмэн, если у вас появится желание получить такие снимки — позвоните лучше мне. У мужа есть прекрасная китайская камера, и пусть уж лучше меня снимает он, а не посторонний мужчина.

—К порядку, пожалуйста! — воззвал Смит. — Юнис, если ты хочешь продавать порнографию этому старому извращенцу — то не на работе. Давайте сделаем так: Юнис, ты пойдешь туда, где сидит сестра со своими железками, и покрутишься около нее минуты три. Я отсюда крикну: «Мисс Макинтош! Миссис Бранка у вас?» Если ты меня услышишь, то нас подслушивают. Если нет, возвращаешься, и мы обсуждаем наши проблемы без свидетелей.

—Хорошо, сэр. Как мне объяснить свое появление там?

—Все равно. Соври что-нибудь.

Юнис подошла к двери, и в ту же секунду дверь распахнулась. На пороге стояла медсестра.

—Я могу войти?

—Разумеется.

—Спасибо, сэр.

Медсестра подошла к кровати, открыла панель монитора и нажала несколько кнопок.

—Теперь у вас полное уединение, сэр… по крайней мере, с моей точки зрения.

—Спасибо.

—Конечно, я не должна отключать акустику без разрешения доктора, но… Впрочем, в любом случае вы могли не беспокоиться: я вас слышу, но не слушаю. Сэр.

—А как тогда вы, интересно, узнали, о чем мы здесь говорим?

—Но вы же назвали мое имя! Это как команда: «включись!» Я включилась и стала слушать. Впрочем, вы все равно не верите…