– Постойте… – снова сказала женщина, – вы так похожи… Такого просто не может быть! Как звали вашу мать?

Людмила вздрогнула – при чем здесь мама? Что нужно от нее этой странной женщине?

Непрерывный шум прибоя в ушах наконец утих, Людмила взглянула на женщину в упор. Та тоже пришла в себя от удивления и смотрела теперь спокойно.

– Девочка… – сказала она тихо, и Людмила не успела возмутиться таким обращением, – дорогая моя девочка… Твою мать звали Лидия, не так ли? И она умерла очень давно, при родах…

– Откуда вы знаете? – против воли спросила Людмила, хотя буквально воочию видела перед собой гневное лицо отца – сколько раз он твердил, чтобы не вступала ни в какие разговоры. Ни с кем и никогда.

Но эта женщина смотрела так проницательно. Так… ласково. Никто никогда не смотрел так на Людмилу. Отец всегда глядел строго, даже в детстве, брат – насмешливо, высокомерно, муж – восхищенно и одобрительно, хороша, мол, как всегда. Но никто не смотрел ласково.

– Тебя зовут Людмила, так? – требовательно спросила женщина. – А фамилия? Как твоя фамилия?

– Соловьева, Людмила Соловьева.

Это была ее девичья фамилия, отец настоял, чтобы она не меняла ее в связи с замужеством, как будто знал, что долго оно не продлится. Так было и с Димкой, и с Антоном.

– Все сходится. – Женщина крепко взяла ее за руку. – Пойдем, нам надо поговорить.

Людмила позволила провести себя через толпу к стойке.

– Я ухожу, – сказала женщина потной встрепанной администраторше, – уже полторы смены отработала.

– Ах, идите, конечно, идите! – отмахнулась та. – Все равно ничего уже не сделать. Селить их некуда, пускай вповалку на полу спят.

– Куда вы меня ведете? – Людмила очнулась от ступора только у входной двери.

– Я живу тут рядом. До утра никаких самолетов не будет, да и утром вряд ли. Метель ожидается, и вообще.

Отцовский голос в голове Людмилы грозно говорил, чтобы немедленно отделалась от подозрительной незнакомки. Но что ее ожидает здесь, в этой гнусной гостинице? Ночь, проведенная на грязном полу. И наверняка привяжется какой-нибудь тип. Или уведут чемодан. Господи, она же должна позвонить отцу! Он все устроит.

Людмила нашарила в кармане курточки мобильник. Она отключила его в самолете. Люда торопливо нажимала кнопки, но мобильник был глух. Так и есть: разрядился. А зарядку она оставила в номере, ну да, совершенно о ней забыла, и немудрено в такой суматохе.

Людмила оглянулась на стойку, возле которой творилось уже форменное безобразие. Снова скандалил тот самый красномордый мужик, ему вторила визгливая тетка в цветастой кофте. По-прежнему орал ребенок, переходя уже в ультразвуковой диапазон. Нет, позвонить ей здесь точно не удастся. Ладно, придется рисковать. Может быть, у этой женщины есть телефон?

Ее спутница уже была в далеко не новом пальтеце и протягивала Людмиле серый пуховый платок.

– Накинь, застынешь совсем!

На улице появились уже мелкие сугробы. Людмила ступала прямо по ним, и ноги в босоножках ничего не чувствовали. Идти оказалось и правда близко, они обошли гостиницу, свернули в проход между домами, пролезли через дырку в дощатом заборе, Людмила не запоминала направление, зная, что в темноте все равно ни за что не найдет дорогу назад. Брат с детства утверждал, что у нее топографический кретинизм, отец соглашался, что она в трех соснах заблудится, ну и ничего, она не пропадет. Кому надо, маршрут для нее определят, доведут, довезут и ему доложат, что с дочкой все в порядке.

При отце Людмила всегда чувствовала себя маленькой неразумной девочкой.

– Пришли! – Женщина остановилась возле длинного двухэтажного дома.

Над единственным подъездом горела тусклая лампочка в проволочном каркасе. Женщина отперла дверь своим ключом, и они оказались в длинном, уходящем в обе стороны коридоре. Пахло щами и застарелым табаком.

– Витька, паразит, дверью не хлопай, у меня штукатурка сыплется! – тотчас заворчал хриплый голос из-за крайней двери.

Женщина поднесла палец к губам и осторожно прикрыла дверь. Однако обладательница хриплого голоса не угомонилась. Она возникла на пороге в длинной ночной рубашке и войлочных тапках примерно сорок пятого размера, как лыжи. Седые космы свисали по бокам морщинистого лица. Людмила невольно отшатнулась – до того старуха напоминала ведьму из сказки.

– Ты, что ли, Аглая? – прошамкала она.

– Я, со смены, раньше никак не отпускали. – Женщина схватила Людмилу за руку и поскорее проскочила мимо старухи.

Коридор был длинный и узкий, весь завешанный какими-то тазами и заставленный допотопными сундуками и баулами. Такое Людмила видела только в старых фильмах.

Ловко лавируя между ломаной, ни на что не годной мебелью и тюками, женщина протащила Людмилу на буксире в дальний конец коридора и открыла дверь, безошибочно попав ключом в замочную скважину, хотя в коридоре не горела ни одна лампочка и свет давал только уличный фонарь, заглядывающий в маленькое оконце, и то наполовину закрытое фанерой.

Тщательно заперев за собой дверь, женщина пошарила по стене, и вспыхнул свет. Людмила думала, что попала в квартиру, но это было не так. Не было прихожей, не было кухни, была сразу комната. Большая, заставленная разномастной мебелью. Посредине – большой стол, над ним низко – самодельный бумажный абажур. У стены диван, прикрытый полосатым вылинявшим пледом. Все в этой комнате было старое, но аккуратное.

– Садись. – Женщина подвинула Людмиле стул, сиденье которого было покрыто вязаной салфеткой. – На тебе лица нет.

Ступая на негнущихся ногах, Людмила села и почувствовала, что дрожит. Тут только женщина увидела, что она в босоножках ступала прямо по снегу.

– Господи, да ты же заболеешь!

С этими словами она развила бешеную деятельность. Из-за бордовой занавески в углу появились электрический чайник и большой эмалированный таз, куда женщина налила теплую воду и велела Людмиле опустить туда ноги. Причем расстегнула босоножки сама, у Людмилы от холода руки не двигались.

– Сиди-сиди, – говорила женщина вяло сопротивляющейся Людмиле, – нужно прогреться, а то простуду схватишь. Мыслимое ли дело – босиком по снегу!

Людмила расслабилась и отдалась ее заботам. Противная дрожь ушла, по телу от ног распространилось приятное тепло. Кажется, она задремала, потому что очнулась на диване. На ней был байковый халат, поношенный, но чистый, на ногах – шерстяные носки.

– Держи-ка! – Хозяйка подала ей большую кружку. Пахнуло чем-то неуловимо знакомым, из детства.

– Что это?

– Чай с малиновым вареньем. Сейчас выпьешь, пропотеешь – назавтра все как рукой снимет.

– Спасибо… – Людмила жадно глотнула из кружки и закашлялась, обжегшись.

Сонливость ее моментально прошла, было тепло и приятно сидеть в этой уютной светлой комнате и смотреть на гостеприимную хозяйку. Та сняла свой бордовый форменный пиджак и осталась в простой белой блузке и длинной прямой юбке, которая сидела на ней отлично. Женщина была худа, но двигалась плавно, и спина ее была прямой, несмотря на годы.