– Более, того, все настолько хорошо, – одобрительно качнул головой Карнаухов, – что принято решение вернуть тебя в родные стены.

Генерал придвинул ближе к себе вазочку с крекерами и вдруг замер. Высокий лоб стремительно рассекла глубокая складка, уходящая вверх прямо от переносицы.

– Ты же считаешь эти стены родными? – уточнил Илья Валерьевич тем тоном, который совершенно не предполагает возможность отрицательного ответа.

Вика вновь торопливо кивнула, пытаясь скрыть обрушившуюся на нее лавину эмоций. Вернуться? В родные стены? Вновь работать под руководством Реваева? Нет, Юрий Дмитриевич – это лучший руководитель из всех, кого она только видела. Даже нет, он просто лучший и точка. Но…

– Не вижу радости, – ехидно прокомментировал Карнаухов и тут же отправил в рот целую пригоршню миниатюрных крекеров. – Неужто московские преступники тебе милей всех на свете заделались? Так ты не бойся, мы москвичей вниманием не обделяем. Мы что поинтереснее у них сразу из рук выдергиваем и к себе в норку тащим. Или не в преступниках дело?

Генерал хитро прищурился. Тонкие лучики разбежались во все стороны от уголков его глаз по загорелой коже. «И когда только он загорать успевает, ведь целыми днями в кабинете сидит, – ни с того ни с сего вдруг подумала Крылова, – и вообще, май еще только. Может, в солярий ходит?»

– Молчишь? Ты попробуй печеньки. Солененькие, – хозяин кабинета шумно вздохнул и подтолкнул вазочку в сторону. – Я так понимаю, под крыло к Реваеву ты возвращаться желанием не горишь. Понравилось тебе быть фигурой процессуально самостоятельной.

– Вы все правильно понимаете, Илья Валерьевич, – тихо, почти шепотом пробормотала Крылова.

– Конечно, правильно, – усмехнулся Карнаухов, – потому я на эту должность и поставлен, что все правильно понимаю. Только вот какое дело, девочка, С Реваевым тебе уже не судьба поработать. Нет больше с нами Юрий Дмитрича.

– Как? – Виктория взвилась вверх, едва не опрокинув, стоящую на края стола чашку. – Как нет?

– Сколько экспрессии, – Карнаухов восхищенно цокнул языком. – Интересно, когда меня на пенсию выпроводят, кто-нибудь так переживать будет?

– Так Юрий Дмитриевич…

– Так Юрий Дмитриевич ушел на заслуженный отдых, – подхватил генерал. – Ты же помнишь, какие у него проблемы с сердечком были. Сама понимаешь, они никуда не делись. Месяц назад был очередной приступ, слава богу, не такой сильный, как в том году. Но врачи дали настоятельные рекомендации, какие, думаю, можно не объяснять. На прошлой неделе мы с ним посидели, чайку попили зеленого и пришли к выводу, что нужно с этими рекомендациями согласиться. Так что вчера вечером у нас в управлении появился один свободный кабинет. И есть мнение, мое мнение, – Карнаухов одарил собеседницу тяжелым, испытывающим взглядом, – что завтра утром ты сделаешь так, чтобы кабинет этот не пустовал.

– Я? Вместо Юрия Дмитриевича? – оторопев от очередного неожиданного поворота, Вика залпом допила остатки кофе и со звоном поставила чашку на блюдце.

– Ты посуду мне не колоти, – хозяин кабинета укоризненно погрозил ей пальцем, – китайский фарфор, между прочим. Коллеги из Пекина подарили. Вместо Юрия Дмитриевича ни ты, ни кто-либо еще быть не может. А то, что тебе, рыбка, такую честь оказывают, считай это знаком моего дружеского расположения. Ну и Реваева, само собой. Его, я бы даже сказал, в первую очередь. Потому как были еще претенденты, – Карнаухов на мгновение нахмурился, Вике показалось, что генерал не уверен в правильности принятого им решения, – но этой ерундой тебе голову забивать нет смысла. Если с твоей стороны возражений нет, а я уверен, что их быть не может, сейчас выдвигаешься в московский главк, передаешь дела. Там уже в курсе, так что к пятнице управишься. Если нет, то еще на выходных куча времени. Ну а с понедельника приступаешь к работе у нас. В девять ровно быть у меня. Все ясно?

– Ясно, – коротко отозвалась Крылова.

– Ну и отлично. Можешь идти. Погоди, – щелчком пальцев Карнаухов заставил замереть уже вскочившую на ноги Викторию. – Ты у нас в каком звании будешь?

– Капитан, – обрадовалась легкому вопросу Крылова и тут же увидела, как на лице генерала появилась недовольная гримаса.

– Ты? Капитан? – Карнаухов смотрел на Викторию так, словно видел ее впервые в жизни.

– Капитан, – Крылова окончательно растерялась, не понимая, чем вызвала такую реакцию хозяина кабинета.

– Плохо, очень плохо, – вынес вердикт Илья Валерьевич. – У нас ведь не пароходство. Здесь за тобой мичманы по свистку бегать не будут. А тебе, зая, дела серьезные вести, людей организовывать, работу их направлять. Ладно, – он небрежно махнул рукой, – накидаем тебе звездочек на погоны. Через месяц, думаю, майора получишь, а там решим, как тебе побыстрее внеочередное присвоить. Иди, сдавай дела, а на выходных не забудь навестить нашего отставника. А то ему, поди, скучно целыми днями дома сидеть.

– Обязательно, – пообещала Крылова, – непременно съезжу.

– Да, еще хотел спросить, – Карнаухов задал вопрос в тот момент, когда Виктория уже выходила из кабинета. – Как там Жора?

– Плохо, – последовал короткий ответ, – очень плохо.

***

Вот оно! Время. То самое время, когда все должно, наконец, случиться. Правда, пока непонятно, что именно это «все», но разве детали имеют значение? Если он правильно понял, сегодня ему еще не дадут выйти на новый уровень. Он только коснется его, быть может, постоит немного одной ногой. Но этого должно быть достаточно. Не так важно, на какой трибуне ты стоишь, главное, что ты с нее вещаешь. Хотя, если у тебя вовсе нет никакой трибуны, то и вещать нет смысла. Время! Уже прошло семь минут от назначенного. Они что, опаздывают? Или выжидают? Смотрят, оставаясь невидимыми, пытаются понять, стоит ли ему давать шанс…

– Тебе в Печатники?

Лицо водителя желтой «Камри» наполовину скрыто густой черной бородой. Где они только набирают этих таксистов? Такое ощущение, что где-то посреди песков центральной Азии стоит пляжный зонтик, украшенный картонной табличкой «вербовочный пункт», и устроиться на работу в московское такси можно только там.

– Шоссейная, девятнадцать.

Это ж надо было такой пароль придумать! Печатники… Где это вообще находится?

– Назад, – машет рукой водитель, – просили, чтоб ты назад сел.

Назад так назад. О, да тут просторно. Специально, что ли, переднее кресло так отодвинули? Неужто заботятся?

– Тебе просили передать, – смуглая руку протягивает запечатанный конверт, – там инструкции. Я сам не читал, но мне в общих чертах объяснили. Так что можешь не стесняться, я смотреть не буду.

– Не переживай, я не особо стеснительный.

Что тут у нас? Письмецо в конверте. Что пишут? Разденьтесь догола, сложите всю одежду и вещи в пакет.

– Пакет, – таксист передает ему шуршащий комок.