– Ну не будем звонить в полицию...

– Что с тобой?

– Ничего! Ты чего, не понимаешь... Если сейчас этим займется полиция, мы остаток нашего путешествия проведем в участке... Это-то понятно? Нас будут допрашивать, а спать мы будем на цементном полу...

От этого стало холодно, и я поплотнее замоталась в шарф. Спать на цементном полу не хотелось.

– Но мы затопчем все следы для следствия.

– Ты рассчитываешь еще раз там побывать?

– Не-ет, – она замотала головой.

– А по поводу следов – ты права. Нужно идти туда и стереть все наши отпечатки. Пусть его найдет уборщица или хозяин квартиры. Это будет более натурально.

– Это нехорошо.

– Что?

– Не заявить...

– А как ты объяснишь, что ты делала в чужой квартире?

– Расскажу, как все было...

– Ага, а они тут же поверят. Как ты не понимаешь, что мы единственная зацепка, которая есть у следствия. Я тут смотрела серию документальных фильмов про американские тюрьмы... Знаешь, сколько невиновных там отсидело?.. И какое количество оправдали через десятки лет после казни? А помнишь...

Через полчаса мы уже терли ручки зловещей квартиры ватными тампонами, смоченными дорогим тоником для лица, который я купила в аэропорту в «duty free».

– Хороший тоник! – Моя подруга опрокинула бутылку на следующий тампон.

– Да.

– И запах приятный...

– Приятный... Я за него сорок семь фунтов отдала.

– Я люблю «Shiseido»...

– Если бы я знала, что им буду протирать!

Я засмеялась, подруга за мной – глядя на нас, можно было подумать, что подружки весело проводят выходные.

– Теперь идем искать гостиницу.

– Жалко, депозит здесь не вернут...

– Не вернут...

– И в гостиницу нам нельзя.

– Что значит – нельзя? Ты что, собираешься жить с покойником?

– А ты нет?

– Нет!

– Думаешь, что когда его найдут, а потом разнюхают, что сюда приезжали две особы... Заплатили депозит и сбежали, никому ничего не сообщив, оставив за собой только утопленника... Устанешь объяснять, что мы вдруг передумали и решили жить в гостинице, просто так, без особых на это причин. Нет... Нам нужно здесь жить, как ни в чем не бывало, будто мы в этой квартире наверху никогда не были...

– Я не смогу...

– Тогда идем в полицию. Спать на цементном полу...

– А может, он того...

– Что... Того?

– Жив...

– Жив?

– Ну да... А мы даже не попытались его спасти...

– Он же серого цвета... Ты чего?

– А может, у него просто такой нездоровый цвет лица... А мы даже не попытались оказать ему первую помощь...

– Ну да... Только искусственное дыхание – рот в рот – ему, чур, будешь делать ты... Договорились?

Она замолчала и будто стала на размер меньше.

– Почему он просто не прыгнул в канал... Освободил бы всех от этой ужасной необходимости...

– Если бы все, кто хочет убить себя, думали об эстетической стороне вопроса – вряд ли они в конце концов на это пошли... Смерть в целом штука совсем не эстетичная...

– А почему ты решила, что это суицид?

– А что?

– Мне кажется, он спокойно принимал ванну, а его просто кто-то с силой дернул за ноги, и он захлебнулся...

– Дернул за ноги?

– Ну да.

– Как это?

– Я читала, что если человека, лежащего в ванне, внезапно дернуть за ноги так, чтобы голова его оказалась под водой, он от неожиданности начинает хватать ртом воздух, и легкие его мгновенно заполняются водой...

– Так ты что думаешь – его убили? – спросила подруга шепотом.

– Конечно... Видела там, на столике в гостиной, два бокала из-под вина?

– Да ты что...

– Да.

– Ужас.

– Но самое ужасное не это...

– А что?

– А то, что убийца может сейчас находиться в этом доме...

У подруги постепенно расширились глаза, будто раздвинулись лепестки диафрагмы в объективе.

– Что же нам теперь делать?

– Думать...

– Думать?

Тут заорал входной звонок, и мое сердце опять рвануло со своего обычного места вверх. Там оно застряло и колотилось бешеной белкой.

Подруга сидела напротив с вытаращенными глазами, крепко зажав рукой рот.

– Это... Полиция. – Я глотала, проталкивая сердце на место.

– Мама! – Через ее пальцы это прозвучало: «Мы-мы...» Зазвонили опять, и я, набрав в легкие воздуха, решила не поддаваться ни на какие провокации полицейских, прошла по гулкому холлу и решительно распахнула дверь.

В дверях стоял высокий итальянец с бутылкой «проссеко» в одной руке и связкой ключей в другой. У него были крупные руки, смешливые глаза и ярко очерченный рот.

– Мениа имя Лоренцо...

– ...

– Лоренцо Бернатти.

Я молча протянула ему руку – он подхватил ее и поцеловал.

– Мне сказали ваши проблемы, там в магазин, – и я вам помочь. Я имею остерию «Ал Бакарето». – И как доказательство он опять покрутил ключами. – У вас тут небольшой недоразумение, – я готов помогать.

Он вошел внутрь.

– Вы согласен?

Мы кивнули разом и успокоились. Он вынес на балкон подушки для кресел. Зажег свечу. Открыл бутылку «проссеко», разлил по двум стаканам, а сам принялся убирать в комнате. После первого бокала стало легче.

– Я даже не знала, что такие мужики существуют, – прошептала я под звук работающего пылесоса...

– Ты что?

– Что?

– Дура?

– Что?

– Он же того...

– Чего?

– Он здесь неспроста...

– Что ты имеешь ввиду?

– Он явно с ними!

– Да? С кем?

– С этими!

– С которыми что?

– Которые все это устроили... труп и все прочее...

– Ты думаешь?

– Я знаю! – Пылесос замолчал, и это «Я знаю!» прозвучало гулким набатом...

Мы замерли, но пылесос заработал опять...

– Думаешь, пришел бы он, если бы здесь было все чисто?