все тело начинает дрожать и гореть. Голос настолько тихий и мелодичный, насколько хищный и грубый.

— Я могу попросить все, что угодно?

Во мне борется желание овладеть ею с возможностью вырваться из этого леса, стать моложе, получить деньги и жить на полную.

— Ты уже попросил. Только одно желание мы исполняем для человека. И его не нужно произносить. Ты ничего не просил у матушки Ионы. Она могла тебе дать возможность стать мудрее, разумнее. Матушка Инида могла подарить тебе богатство и власть, но она не услышала от тебя ничего из этого. Отец Артес имеет возможность награждать человека бессмертием, но и он не услышал от тебя этой просьбы.

— Я хочу деньги, и уехать отсюда подальше, чтобы никогда не возвращаться, — захлебываясь от эмоций, закричал я.

Она прислушалась, по театральному, словно актриса.

— Нет. Совершенно не слышу. Мы читаем желания. То, что говорит человек, чаще не является правдой. Он говорит то, что ему нужно говорить. Ему ничего не стоит обмануть, если этот обман в его интересах. Настоящее желание оно здесь.

Она прикасается к моему виску. Запах горелой плоти тут же доносится до меня. Больно невыносимо.

— С иконой-то что? — через боль спрашиваю я.

— С иконой? — она смеется. Смех этот отдаленно напоминает рычание, — икона нас запирала в подвале старой церкви. Долго запирала. Нас заперли, потому, что мы не такие, потому что мы знали все людские желания и мерзости, которые вы хотите скрыть. Мы не удобны. Поэтому нас на долгие десятилетия заперли в подвале церкви.

— Я вас освободил?

— Несомненно, это так. И я тебя отблагодарю. Я исполню твое желание.

Гладкая кожа груди упирается мне в лицо. Руки обвивают мою шею. Я не сдерживаюсь и жадно обхватываю ее за талию, опускаю ладони вниз. Жар охватывает меня повсюду, где только девица касается меня. Мои глаза не выдерживают, лопаются и вытекают. Ее ладони словно прожигают меня насквозь. Своих рук я уже не чувствую.

Длилось это долго. Показалось, что вечность. Меня больше никто не трогает, не обжигает. И боли почти нет, только обожженная кисть под слоем мха дергает, видимо снова приснилось нечто. Слишком реалистичный сон. Лежу и вспоминаю, не нашел ли я вчера запас водки, что мне до сих пор глаза не открыть.

Вдалеке слышен шум двигателя «шишиги». Раненая лосиха скулит, но движется по разбитой дороге. Топот ног на пороге. Скрип двери.

— Что за вонь, — возмущается вошедший.

Слышны другие голоса. Я узнаю мужиков, но не могу открыть глаза.

— Где Степан? Он что мясо тут пережарил?

— А это что?

Я чувствую, как ко мне прикасаются.

— Пепел? На кровати? Че за хреновина?

— Стееепааан, — кто-то кричит на улице, видимо в поисках меня.

— Там следов медвежьих нет? — спросил голос, — может его медведь задрал.

Последнее что я чувствую, как меня выносят на улицу на старом одеяле и стряхивают в ноябрьское утро.

Это я чувствую, а вижу я обнаженное тело девицы передо мной в темной комнате, исполняющую мое последнее желание.