Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уго регулярно сопровождал мисера Арнау в его хождениях, пока Эстаньол не подыскал для паренька работу на верфи, при генуэзце, чтобы его подопечный научился строить корабли и когда-нибудь сделался славным mestre d’aixa. Еще до того, как Уго начал работать на верфи, Арнау приставил к делу и его младшую сестру Арсенду: отправил девочку в услужение к монахине в монастырь Жункерес. Та согласилась одевать, кормить и воспитывать девочку, сделать из нее достойную женщину, а по истечении десяти лет выдать ей двадцать либр в качестве приданого для свадьбы; все это значилось в договоре, который Арнау подписал с монахиней из Жункереса.
Восторг, с каким Уго пришел на верфь и с головой окунулся в корабельное дело (даже притом что единственной его обязанностью было носить ядро за генуэзцем), вскоре омрачили последствия, ударившие по его матери Антонине.
– Жить там? Ночевать там? – испугался мальчик, когда матушка рассказала ему о переменах в его жизни. – Но почему я не могу работать, а потом возвращаться сюда, к вам, как и раньше?
– Потому что я больше не буду здесь жить, – мягко ответила Антонина, приводя свой последний аргумент.
Мальчик замотал головой:
– В нашем доме…
– Уго, я не смогу за него платить. Бедные вдовы с детьми – это как бесполезные старухи: в этом городе нам рассчитывать не на что. И тебе следует это знать.
– Но мисер Арнау…
Антонина снова перебила сына:
– Мисер Арнау нашел для меня работу, за которую мне будут давать одежду, постель, еду и, может быть, даже какие-то деньги. Если твоя сестра в монастыре, а ты на верфи – что мне тут делать одной?
– Нет! – Уго прижался к материнской груди.
Королевская верфь Барселоны выходила прямо к морю. Это было сооружение из восьми пролетов, опирающихся на колонны и покрытых двускатными крышами, а в глубине располагался двор, достаточно просторный, чтобы строить там большие галеры. За двором находилось еще одно сооружение из восьми пролетов – высоких, светлых, приспособленных для строительства, ремонта и хранения каталонских кораблей. Довершали этот грандиозный проект, начатый еще при короле Хайме, а затем поддержанный Педро Третьим Церемонным, четыре башни, по одной на каждом углу.
Рядом с пролетами, башнями и прудами, откуда брали воду, чтобы смачивать древесину, располагались склады, где хранилось все, что потребно для галер: древесина и железо, весла, а также оружие – арбалеты, стрелы, косы, кулебрины, топорики, кувшины с негашеной известью, чтобы ослеплять врага, идущего на абордаж; с мыльной водой, поливать палубу, чтобы враг скользил; или смолой, поджигать его корабли; длинные щиты, которые устанавливали вдоль бортов галеры, чтобы защитить гребцов во время боя; кожи, которыми прикрывали корпус, чтобы враг не поджег корабль; паруса, флаги и гвозди; цепи, якоря, мачты, фонари – одним словом, бесконечное множество деталей и приспособлений.
Верфь стояла на краю Барселоны, вдалеке от церкви Святой Марии у Моря, вблизи монастыря Фраменорс, но если монахи находились под защитой старых городских стен, то верфь дожидалась строительства новой стены, которую приказал возвести вокруг нее Педро Третий. Укрепления до сих пор не было, как не было и денег на продолжение работ по огораживанию нового квартала под названием Раваль.
Антонина не пошла вместе с сыном.
– Ты теперь мужчина. Помни о своем отце.
Мать простилась с ним, гордо выпрямившись, притворяясь спокойной, держась, несмотря на всю свою боль, на расстоянии в два шага и умоляя небеса, чтобы мисер Арнау поскорее увел мальчика, – тогда она наконец сможет выплакать свое горе в одиночку.
Арнау все понял и мягко подтолкнул своего подопечного в спину.
– Вы по-прежнему будете видеться, – пообещал он мальчику, который так и шел, глядя назад.
Через несколько дней Уго уже вполне приспособился к новым обстоятельствам и побежал в город проведать матушку. Мисер Арнау рассказывал, что Антонину устроили служанкой в дом перчаточника, на улице Каналс, что возле канала Комтал, за церковью Святой Марии.
– Ну, раз это твой сынок, так и проваливай с ним! – грубо выкрикнула жена перчаточника в ответ на робкие оправдания Антонины, обнимавшей сына на пороге дома. – Ты же ни на что не годна: только в рыбе и разбираешься! В богатом доме никогда не работала. А ты!.. – Женщина ткнула пальцем в Уго. – Ты вообще убирайся!
Хозяйка ждала, уперев руки в боки. Уго подчинился взгляду матушки, какому-то чужому, и побрел прочь, пораженный скорбью и бессилием в ее глазах, совсем еще недавно лучившихся радостью и надеждой. Антонина посмотрела, как Уго отошел на несколько шагов; потом, когда из-за захлопнутой двери дома по проулку разнеслась ругань хозяйки, он безудержно разрыдался.
Уго все равно продолжал приходить на улицу Каналс в надежде увидеть матушку. В следующий раз мальчик остановился на подходе к дому, ему было негде спрятаться в узком проулке. «Что ты тут забыл, сопляк? – заорала женщина из окна третьего этажа. – Стащить что-то собрался? Пошел отсюда!» Подумав, что крики насторожат жену перчаточника и матушка получит новую взбучку, Уго зашагал быстрее и скрылся за углом.
С тех пор Уго ограничивался прогулками взад и вперед по улице Каналс, как будто направлялся совсем в другое место, при этом он как можно дольше задерживался перед домом перчаточника, мурлыча песенку, которую всегда напевал его отец. Ему ни разу так и не удалось увидеть Антонину.
А когда мальчик уходил прочь, утешая себя надеждой увидеть матушку на воскресной мессе в церкви, он отправлялся в квартал Рибера и искал там мисера Арнау – иногда в Святой Марии, иногда в его доме, прилепившемся к другим моряцким домикам, иногда в конторе, куда Арнау наведывался все реже, переложив дела на своих помощников. Если мисера не было в этих трех местах, Уго принимался бродить по улицам. И, как правило, находил. Люди в квартале хорошо знали Арнау Эстаньола, почти все здесь его уважали. Мальчику было достаточно спросить об Эстаньоле в пекарне на Широкой улице, или в мясной лавке на Морской, или в любой из двух рыбных лавок, или