Кофе у Филиппа Викторовича и впрямь был особенным за счет того, что он добавлял в него настоянный на травах бальзам, что придавало напитку специфический вкус, а также легкое хмельное настроение после его употребления внутрь.

– Простите, Филипп Викторович, я в перерыве в магазин хотела сбегать, – отказалась Галина Андреевна, с недоумением глядя на заместителя директора.

– И я тоже, – добавила Маша, не поднимая глаз.

– А я приду! – решительно заявила Татьяна, поднимая голову от компьютера. – Пойдемте, Филипп Викторович.

И не обращая ни на кого внимания, гордо вскинув голову, она прошагала за замдиректора по коридору в его кабинет. Оставшись вдвоем, Маша с Галиной Андреевной переглянулись и развели руками.

– Ну что она творит?! – воскликнула технический редактор. – И так еле-еле успеваем, а она кофе пить! И Астахов тоже хорош! Знает, что нам книжку доделывать…

– Не знает, – перебила ее Маша. – Танька ему сказала, что почти все готово.

Галина Андреевна только руками всплеснула.

– Ну что это такое? – возмущенно продолжала она. – И нас подводит, и себя! Сама увольняться собралась, ей наплевать на нас! А мы-то останемся с какими глазами?

– Ладно, – вздохнула Маша. – Давайте работать, Галина Андреевна. Я так поняла, вы ни в какой магазин не собираетесь?

– Нет, конечно! Это я Астахову сказала, чтобы отвязаться.

– Ну тогда вперед, – кивнула Маша, и обе женщины склонились над клавиатурами.

* * *

Татьяна Прошакова сидела в кабинете Филиппа Викторовича Астахова, пила уже третью чашку кофе с бальзамом, беспечно помахивая носком туфли.

– Филипп Викторович, а у вас в прошлый раз конфеты были с вкусной начинкой, – напомнила она. – Остались?

– Да, Танечка, конечно. – Пыхтя, Филипп Викторович поднялся с места и прошел к холодильнику, доставая большую коробку шоколадных конфет и выставляя ее на стол.

– И бальзамчику еще захватите! – крикнула ему Татьяна.

Она в этом плане была бесцеремонна и откровенно пользовалась добротой Астахова. Когда-то на свой день рождения заместитель директора проявил щедрость к своим подчиненным, пригласив их в свой кабинет, дабы вместе отметить знаменательное событие. Потом он иногда приглашал девчонок просто поболтать и попить кофе, если книга была закончена и работы было мало, потом некоторые стали заглядывать и сами, а Татьяна в этом плане просто села безотказному Филиппу Викторовичу на шею. Она приходила в его кабинет в любое время, сама просила налить ей кофе, рассказывала о своей жизни… Поначалу Филипп Викторович относился к этому спокойно, задавал вопросы о том, как Татьяна живет, – ему это было интересно. А потом и сам не заметил, как посещения Прошаковой превратились для него в обузу: женщина вела себя нагло, а слабохарактерный и мягкотелый Астахов не мог поставить ее на место. К тому же Татьяна была исполнительной сотрудницей, работу сдавала в срок, так что конфликтовать с ней не хотелось…

С директором фирмы «Ваша книга» Сергеем Аркадьевичем Вавиловым, человеком жестким и сухим, такой номер не прошел бы, и Татьяна это прекрасно понимала. Она и пользовалась добротой Филиппа Викторовича, причем выставляла это так перед остальными сотрудниками, словно он ее покровитель и она у него на особом счету. Этим она объясняла свое мнимое привилегированное положение.

Маша Кудрявцева знала, что все это зиждется лишь на врожденной наглости подруги, неоднократно предупреждала, чтобы та не злоупотребляла добротой Филиппа Викторовича, но Татьяна не была бы Татьяной, если бы вела себя по-другому. Не имея в реальной жизни оснований для того, чтобы проявить власть, она создавала иллюзию этого для своих коллег, наглым образом делая вид, что стоит над всеми остальными, повышая собственную самооценку в первую очередь для себя. Остальные это понимали, но старались не спорить с Прошаковой, зная ее вредный и взрывной характер. Просто помалкивали, улыбаясь про себя. Иногда, когда Татьяна совсем уже переходила всякую грань, кто-то из коллег не выдерживал и высказывал свое возмущение вслух. Прошакова пробовала ерепениться, но, выслушав тихое замечание подруги Маши, остывала, вспомнив, что на самом деле она такая же, как и все, и некоторое время вела себя тихо. Она улыбалась, заглаживая вину перед тем, кого обидела, делала какие-то угощения, а потом… Потом все забывалось, и Татьяна вновь превращалась в мегеру.

Но Филипп Викторович обо всех этих закулисных передрягах ничего не ведал, а если бы и узнал, то был бы крайне удивлен и огорчен. Он всегда гордился дружным и сплоченным коллективом, сложившимися теплыми отношениями и искренне пытался сделать их еще более дружественными.

– Пейте, пейте, Танечка, – подливая Татьяне бальзама в кофе, причмокивал он. – Как жизнь, как здоровье?

– Да здоровье ладно, – махнула рукой Прошакова. – А жизнь… Вы же знаете, Филипп Викторович, какая у меня жизнь! Угораздило выйти замуж за этого дуболома!

– Танечка! – с отеческим укором произнес Филипп Викторович. – Нельзя уж так. По-моему, ты несправедлива к своему мужу.

– Ну конечно! Я несправедлива! Да он совсем забыл о том, что я его жена! Ему до меня дела нету! Придет вечером, сразу ужин ему подавай! А от самого маслом машинным воняет и еще чем-то там! А помыться лень!

Филипп Викторович с легкой и грустной улыбкой слушал эмоциональные и непоследовательные высказывания своей подчиненной. Он все прекрасно понимал, однако… Филипп Викторович жалел женщин. Уже за одно то, что они женщины, считая, что женская участь гораздо тяжелее мужской и что к таким вот проявлениям женской натуры нужно относиться терпимо и с пониманием.

У самого Астахова личная жизнь, можно сказать, не сложилась, в чем он не признавался даже самому себе. Внешне это была образцовая семья: он, жена и двое детей. Жена была женщиной жесткой, властной и себялюбивой. Мужа своего она искренне считала тряпкой и всячески помыкала им. А Филипп Викторович полагал, что так оно и должно быть, что он на то и мужчина, чтобы безмолвно сносить насмешки и попреки и сохранять семью. Вместе супруги жили уже пятнадцать лет, и он сам не заметил, как постепенно между ними не осталось любви и даже уважения: только жалость и горечь с его стороны, и злоба и презрение – с ее.

Со стороны на них не могли нахвалиться, жена ставила заботливого и спокойного Филиппа в пример другим мужьям, и только близкие люди понимали, насколько эта семья далека от самого понятия семьи. В глубине души и Филипп Викторович осознавал, что все вышло не так, как он мечтал, но путей к изменению не видел, о том, чтобы развестись с женой, и помыслить не мог, так что потихоньку продолжал привычное существование, с грустью оправдывая поведение супруги тем, что она устает дома с детьми, что часто болеет, и от ее внушений уверился, что мало приносит жене денег, уделяет внимания.

Он с интересом выслушивал своих сотрудниц, думал над их судьбами, жалел и желал им счастья. Так уж получилось, что больше всех он уделял времени своей подчиненной Татьяне Прошаковой, и не потому, что сильнее других симпатизировал ей, а потому, что Татьяна наиболее ярко и демонстративно рассказывала о проблемах своей семейной жизни. Делиться этими проблемами на работе было ее основным и любимым занятием. Вот и сегодня, сидя с Филиппом Викторовичем за одним столом, она оседлала любимую тему и беззастенчиво грузила Астахова своими мнимыми проблемами.