куда ближе. Хотя вот с детьми что-то не получалось, да. А ведь они оба здоровы. Как жена сказала: почему с тобой всё так сложно, Зорин? Эти слова отозвались в сердце какой-то особой болью, потому что он и так долгое время считал себя неудачником, каким-то слишком сложным, искал в жизни всё чего-то необычного, в жизни, в женщинах. Потом одним махом изменил всё: взял в долг часть денег у отца, часть в кредит — прыгнул в неизвестность как в омут с головой. Странное дело, но не проиграл, не обанкротился. Начатое дело пошло в гору, нашлись помощники. Потом череда перемен в личной жизни. И вот его женой стала Виктория Корецкая. И опять он сделал резкий шаг, но не пожалел об этом.

Первые месяцы после свадьбы он оба от счастья как будто сошли с ума, забывая обо всём на свете, погружались друг в друга. Затем наступило затишье, но такое — приятное, похожее на негу, истому. А потом… потом Виктория стала ждать, и чем больше ждала, тем больше отчаивалась. Последовал период хождения по врачам, консультации, успокаивающие убеждения врачей в том, что всё хорошо, просто пока не получается. Но Вика большую часть своей жизни привыкла получать желаемое либо сразу, либо быстро. А жизнь вносила свои коррективы, и такое бывает, особенно, когда чего-то очень хочешь и нервно ожидаешь, то, как правило, это не получается, либо затягивается. Наверное, в этом была тоже своя премудрость, направленная на то, чтобы заставить понять, переосмыслить, чему-то научиться.

Вадим вытянул затекшие ноги, кашлянул. Нет, всё-таки зря выкурил эту жуткую сигарету. Вот иногда скажешь или сделаешь, не подумав, а потом расхлебывай. Уже второй час, а спать не хочется. Завтра, нет, уже сегодня, вечером ехать в университет. Начался новый учебный год. Зорин вздохнул. Закончил аспирантуру, надо преподавать — вырабатывать часы. С другой стороны, он отметил про себя, что ему нравится общаться со студентами, нравятся новые лица, новые впечатления. Во всём этом ощущается полнота жизни. Жизнь, а она ведь везде, даже в кошке, что рядом.

Зорин стал наблюдать за Мусей, которая умывалась. Сначала она вылизала передние лапы, затем мордочку, особенно тщательно вылизывая себя за ушками. Закончила туалет чисткой боков и хвоста. Посмотрела на Вадима весьма довольная — внимание хозяина было сосредоточено полностью на ней. Может быть, Виктории просто не хватает этого самого пресловутого внимания? Зорин опять вздохнул.

Глава 3

— Я так рада, что вы часто бываете у нас, — улыбнулась Надя Маше. Они сидели в столовой. Перед этим все вместе пили чай. Затем мужчины ушли в кабинет Николя, что-то там обсуждать. Саша перемещалась туда-сюда, считая своим долгом выказывать любовь всем сразу. Она сидела на коленях у деда, гладила его за ушком, ворковала, затем убежала в столовую, там получила от тети Маши конфету, затем ускакала в детскую кормить плюшевого кита, когда-то подаренного крёстной.

— И мы рады бывать у вас, Надюша, — отозвалась Маша, — дом, где все счастливы. Где есть вот такой славный ребёнок, как Сашулька. Володя в ней души не чает. Надеюсь, что он также будет любить и своего будущего ребёнка, — она замолчала.

— Ты хочешь сказать… — глаза Нади округлились.

— Нет-нет, пока я ничего не хочу сказать, — торопливо отозвалась Маша. Поставила локти на стол, на скрещённые пальцы примостила подбородок, — я о другом, порой мне кажется, что нельзя быть такой счастливой. Я и не думала, что когда-нибудь мне встретится такой, как Володя. Я смотрю на него, и иногда мне становится страшно.

— Почему? — удивилась Надя.

— Потому что я не знаю, смогу ли я жить без него. Что будет со мной, когда его не станет? Ведь я даю себе отчёт в том, что он намного старше меня.

— Ох, Машенька, — Надежда обняла её за плечи, — да не думай ты об этом. Старше, младше, кто знает — кому сколько отведено? Возраст, социум — условности, правила общества, которые нередко нарушаются, ну и, слава Богу! Важнее другое.

— Что же?

— Чтобы человек был твой, — ответила Надя, — найти своего человека: мужа, друзей, среди родных тоже бывает свой человек. Вот тогда ощущаешь жизнь в лучших её проявлениях.

— Да-да, верно, — согласилась Маша.

— Как же я люблю эту девочку! — воскликнул Владимир Григорьевич, усадил внучку себе на колени и защекотал её. Саша захихикала, вырвалась из объятий деда, побежала и спряталась за креслом отца. Через пару секунд выглянула.

— Дедуленька, — ее тёмные круглые как две вишенки глаза заблестели, — давай играть в «съедобное-несъедобное»?

— Давай, — охотно согласился он, — только ты мне напомни правила.

Саша шустро сбегала в детскую за мячом, объяснила деду правила игры и бросила мяч первой.

Как же она смеялась, когда дедушка, не успев сориентироваться, ловил мяч. За время игры он «съел» люстру, стол, кресло. А сама Саша успела «съесть» набор вилок и резиновые сапожки. Ей очень нравилось играть с дедушкой, тот никогда не отказывался принимать участие во всех её фантазиях, умел разговаривать за злобного Тум-Тумыча, весёлых лошадок, шустрого зайца. А ещё он умел шутить так, что Саша непрестанно хихикала. После таких игр она счастливая, быстро засыпала.

— Простите, — в дверях появилась Надежда, — Саше пора ложиться спать, — мягко напомнила она.

— Но, мамочка, — расстроено возразила девочка, они с дедом только-только разыгрались, а ещё планировали в детской построить башню.

— Александра, — покачала головой Надя. Дочь прижалась к деду, сердито сдвинула брови — ну точь-в-точь так делал её отец, когда был чем-то недоволен.

— Дедуленька, ты же в семье самый главный, — вдруг выдала Саша, — значит, ты можешь сказать маме, что нам нельзя ложиться спать — мы не достроили башню. Да?

Владимир Григорьевич переглянулся с сыном, тот усмехнулся.

— Понимаешь, принцесса, — дедушка обнял её за плечи, — я — самый главный у себя в семье. У себя на работе я тоже очень главный, там я могу своих студентов ругать, даже ставить им двойки, если они заслужили, конечно. А вот к тебе я прихожу в гости, я здесь не живу, здесь живут твои папа и мама, они тебе роднее всех на земле, правильно? Ты их любишь, так?

— Да, — согласно кивнула Саша, всё ещё прижимая мячик к себе.

— Поэтому именно здесь они самые главные, и мы с тобой должны их слушаться.

— Но ведь мой папа — твой сынок, — резонно заметила девочка, — значит, он должен слушаться тебя.

Владимир Григорьевич с трудом спрятал улыбку.

— Сашуль, твой папа уже давно меня не слушается.

— Почему?

— Потому что он вырос, — дед шутливо тронул внучку за кончик носа, — твой папа