— Ах, черт возьми! — воскликнул наконец солдат, вскидывая на плечо свой дорожный мешок. — Не очень-то весело отправляться опять в путь, когда ног не чувствуешь под собою от усталости… Ведь я целый день ни на одну минуту не останавливался, надеясь хоть к вечеру отдохнуть вволю. Да и рана моя на левой ноге что-то к непогоде не шутя разболелась… Быть грозе, нога моя лучше всякого барометра… И остаться без ночлега!.. Ах, черт бы побрел всех!..

Путешественник остановился на полуслове, встретившись с пристальным взглядом молодой девушки, устремленным на него, но тотчас же, наморщив брови, продолжал:

— Ну, чего ты на мена так уставилась?.. Узоры на мне, что ли, какие? Или смешное что нашла?..

Или тебе весело видеть, как старого солдата, утомленного, измученного, гонят вон, и только потому, что ему нечем заплатить за комнату для ночлега?.. Знаешь ли ты, что хозяин твой, на мой взгляд, самый настоящий ростовщик! Не помешало бы ему познакомиться с моей палкой!.. Он отказал мне в ночлеге только потому, что я сдуру сразу признался ему, что не спрошу себе к ужину ничего, кроме куска хлеба и сыра?.. Уж с этого-то ужина, конечно, нажить ничего, но уж если взялся за это дело, так принимай всех, и бедных, и богатых, и больших, и маленьких. Черт бы его побрал!.. Провалиться бы ему окаянному!.. Однако везде, сколько ни кричи, а одним криком делу не поможешь… Нечего делать… В путь, служивый, налево, кругом марш!..

— Но куда же вы пойдете? — Молодая девушка положила ему руку на плечо, пытаясь удержать.

— А я почем знаю, куда?.. Я и сам-то первый раз в жизни в ваших краях… Да что будешь делать?.. Надо же как-нибудь отыскать себе ночлег?.. Попробую постучаться в какую-нибудь крестьянскую избу, может, где и примут!.. Правда, на это тоже надежда плоха!.. Чем ближе к городу, тем народ грубее и неприветливее… Это они у горожан перенимают. Тьфу ты, дождик начинается! Этого еще недоставало!.. Впрочем, и то сказать, то ли мне приходилось видеть и переносить в Африке, да ведь жил же!.. Ну, марш, служивый…

— Да нет, как хотите, сударь, а в такую погоду вам идти невозможно!.. Во-первых, гроза будет сильная, это наверняка сказать, да и дороги у нас плохие…

— Что делать, пойду грязь месить!

— Так, стало быть, господин Шатулье наотрез отказал вам в ночлеге?

— А, так его зовут Шатулье, этого шута дурацкого! Пошучу-ка я с ним палкой по спине!

— Да скуповат-то он, очень скуповат! Для него выше денег ничего нет!.. Он скверно поступил, отказавшись пустить вас к себе… Хотя у нас сегодня страсть сколько народу набралось… Да еще труппа комедиантов заехала… Видите, вон там, крытый экипаж, это их… И вон та лошадь тоже их…

— Эту клячу ты величаешь лошадью? Да и хозяева ей под стать!

— Чтобы вы там ни говорили, эти комедианты — пресчастливые люди… Чего они только не знают!.. А костюмы у них какие… Они и поют, и пляшут, и декламируют, и убивают друг друга деревянными кинжалами… О, да ведь это прелесть как весело!

— Мне-то что до всех этих прелестей! По милости этих комедиантов старому солдату, верой и правдой прослужившему отечеству ровно двадцать пять лет, приходится провести ночь под открытым небом! Да, он не может заплатить за отдельный номер в гостинице потому, что не хочет тронуть заветных денег, скопленных для старика-отца. Могу сказать, красивый поступок!.. А главное, удивительно человеколюбивый!.. Достойный бедуина!.. Да что я!.. Где бедуинам!.. Они, несмотря на то что дикий народ, понимают и свято чтят законы гостеприимства… У них и любовь к родителям и уважение к старшим — вещи священные, всеми уважаемые… Вот и получается, что настоящие-то дикие — мы, а вовсе не они. Однако, дождик-то все льет себе… До свиданья, голубушка, или, лучше сказать, прощай, потому что вряд ли нам с тобою придется когда-либо свидеться вновь.

Но хорошенькая брюнеточка вновь останавливает старого солдата:

— О нет, нет, я не потерплю, чтобы вы отправились в дорогу в такую ужасную погоду… Вы нездоровы, устали… Вы отказываете себе во всем, чтобы отнести деньги отцу… Это хорошо, это очень хорошо!..

— Да разве ты не сделала бы того же самого, моя душечка?..

— Я? О! Да, я сделала бы это… Я чувствую, что сделала бы, если бы у меня были родные, но у меня нет никого на свете… Я одна, и никто, никто не принимает во мне участия!..

Хорошенькое личико молодой девушки внезапно подернулось грустью, она уставилась в землю, и из груди ее вырвался тяжелый, глубокий вздох…

— Как! Уже сирота!.. — воскликнул в свою очередь старый солдат, с участием глядя на молодую девушку. — Бедняжка!.. Это жаль… очень, очень жаль!..

Но грусть так же быстро исчезла с лица молодой девушки, как скоро на него набежала, и светлая улыбка вновь расцвела на ее красивых рубках.

— Знаете что? Господин Шатулье не хочет дать вам ночлега, ну так я дам вам его, потому что я не хочу, чтобы вы провели всю ночь на улице, под дождем…

— Ты будешь настолько добра… да, впрочем, что ж тут удивительного?.. Все красотки добрые, злы одни только безобразные… Но куда же ты меня денешь?..

— Да в мою комнату!..

— Как?.. В твою комнату!..

Солдат замолчал, пораженный сделанным ему предложением, но вскоре нашелся:

— Да я, правда, слишком дурен и стар, со мною опасности нет, и я вижу, дитя мое, что ты вполне доверяешь мне. И я клянусь тебе именем Сабреташа, что не злоупотреблю во зло твоего доверия.

— Вас зовут Сабреташ?

— Да, а что?..

— Какое странное имя…

— Это имя честного человека, дитя мое, человека, который всегда прямо глядел в лицо неприятелю!

— Я в этом уверена, сударь, но пойдемте, пожалуйста, как можно поскорее, пока меня не хватились.

— Ступайте вперед, мое доброе дитя, я пойду за вами.

Молодая девушка направилась к одному из угловых надворных строений, где небольшая дверь вела на узенькую и крутую лестницу. Молодая девушка помчалась по ступенькам, как серна, ее спутник поневоле отставал от нее и время от времени приостанавливал восклицанием:

— Да не так скоро, черт возьми, не так скоро, а то я за тобой не поспею!.. Ишь ты, словно на приступ летишь! Любо-дорого посмотреть! И что это не догадаются сформировать батальон из молодых девушек, чтобы брать приступом крепости!..

Хорошенькая служанка остановилась на площадке второго этажа, где, собственно говоря, оканчивалась и сама лестница. Затем отворила дверь в крошечную комнатку на чердаке, в которой помещалась кушетка, стол, стул и зеркало — все только самое необходимое.

В эту минуту, задыхаясь от усталости, добежал до двери и Сабреташ, которого молодая девушка ввела в комнату со словами:

— Ну, вот вы и пришли… берегитесь, нагнитесь хорошенько, потому что здесь очень низко…

— Право, милое дитя мое, даже не знаю, как благодарить вас за ту услугу, которую вы мне оказываете. Вы в первый раз в жизни видите меня и между тем делитесь со мною своей единственной комнаткой… со мною, в котором уж вовсе нет ничего привлекательного… и молодым-то я не был красив, а теперь вовсе старик.