Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пора, — Арчер выглянул из-под дверцы настила. Он выбрался первым, Луна выскочила вслед за ним, тихонько закрыв за собой погреб и засыпав вход соломой.
— Куда теперь? — поинтересовалась она, но мужчина не ответил, направившись прямиком к выходу.
Луна следовала за ним, аккуратно ступая на хрустящую солому, стараясь создавать как можно меньше шума. Но было уже не важно, прямо за воротами, ведущими из амбара, стояли те двое стражников. Арчер не успел вытащить клинок из ножен, как его повалили наземь. Левая щека оцарапалась о заледенелую землю, пробивая корку до чёрной сырой почвы, которая сразу принялась впитываться в его седеющую бороду, придавая ей тёмный окрас, имевшийся в далёкой юности.
Луна замерла в проходе, её лицо выражало усталость, в глазах не было страха, лишь блеск и тот из-за пыли. Девушка не сопротивлялась, но её так же жёстко повалили и вдавили лицом в грязь. Перед падением она заметила стражников у каждого из амбаров вокруг. Они не ошиблись со временем, удачного часа для побега просто не существовало.
— Отведём их к Талакару?
— Он уже заждался.
Вонь становилась всё сильнее с каждым шагом по направлению к поместью. Даже в самый жаркий день городские висельники не испускали столько зловоний, сколько это место. В кашле заходились не только пленники, но и стража не могла больше выносить этот дурман. Рукава, прижатые к их лицам, мало чем помогали, а глаза слезились и чесались.
Луна была готова потерять сознание. Её не беспокоил смрад, но она ощутила присутствие самой Смерти, которая буквально витала в воздухе: пропитывала волосы, просачивалась под кожу и оставляла свой тёмный отпечаток на душе.
Девушка с детства чувствовала смерть всего живого, гибнущего неподалёку. Это калечило её ежесекундно, понемногу, сделав мрачной и отстранённой, не способной привязываться. Со временем она привыкла, пока нормальный жизненный цикл всего вокруг не прервал Талакар, истребляющий горожан как тараканов у себя на кухне. Смертей стало слишком много, и ощущались они иначе: в них больше не осталось привычной лёгкости, на смену пришла агония, эхом отзывавшаяся в её сердце.
Вблизи поместье казалось заброшенным: у входа не горели огни, сад порос сорняками, а широкая дорожка, ведущая к главному входу, давно не ремонтировалась — её разбила дикая трава и копыта лошадей.
Пленников протащили в холл, где стражники передали их другим воинам наместника. Их вели вдоль длинного тёмного коридора, где по стенам из горшков свисали засохшие цветы. Прошлый наместник любил ухаживать за растениями, а нынешний не удосужился даже их выбросить, чтобы те не гнили у него на глазах. Возможно, ему это даже нравилось, ведь прямо под цветами разлагались и люди. Ещё живые, тихо стонущие жители Бравира. У многих из них недоставало конечностей, а необработанные обрубки гнили и сморщивались подобно цветам над их головами.
— Луна, это ты? — выдавил из себя прикованный к стене мужчина. В отличие от остальных, его посадили на цепь словно собаку, застегнув широкий стальной ошейник на исхудавшем горле. У него недоставало как ног, так и рук. Ни одни оковы не удержались бы на этих сохлых обрубках, но с другой стороны, мог ли он сбежать, не прикуй его вовсе?
— Луна, — повторил он громче. — Прости меня, это я рассказал им, как ты исцелила моё колено.
Девушка посмотрела на него устало-спокойным взглядом, словно её саму не вели сейчас на плаху. Чуть теплее, чем обычно, она произнесла:
— У тебя больше нет колен. Незачем винить себя за предательство той, кто исцелил то, чего не осталось.
— Мне так жаль, — изувеченный мужчина зарыдал, — правда, жаль. — Сухость его губ говорила о сильном обезвоживании, но слёзы всё равно потекли рекой.
Луна удивилась, что было ей не свойственно. Как измождённый человек в час страданий остаётся способен на сострадание к другому, а не утопает в страхе и жалости к себе. Она чувствовала его искренность, но не могла помочь. Закрыв глаза на мгновение, она оказала ему ту единственную услугу, на которую была способна: мужчина тотчас уснул вечным сном. Она бы сделала это и для остальных мучеников, но их оказалось слишком много. Лишать жизни не намного проще, чем даровать её.
Арчер молчал всю дорогу, он не смотрел ни на Луну, ни на пленников у стен. Он шёл бок о бок с девушкой в цепях, пялясь в спину стражника, идущего прямо перед ним. Лицо его казалось напряжённым и сосредоточенным, как при стрельбе из лука. Он готовился стрелять. Но как попасть в цель, если стрел нет и руки скованы? Луну завораживала его тяга к жизни, особенно для того, кто уже несколько дней жил взаймы.
Их ввели в просторный зал, где оказалось слишком светло. После кромешной тьмы, царившей в коридоре, огни слепили глаза всем вошедшим, не давая разглядеть человека стоящего у камина.
Сгорбившийся над жаром мужчина обернулся. Его юное лицо обладало глазами старца. Луне не нужно было даже хорошо видеть, чтобы понять, что за молодым телом прячется столетний старик.
— Смерть не обмануть плотью, — заявила она без капли сомнения.
— Магия лжёт, — мелодично заговорил Талакар. — Чародеи только обещают вечную жизнь, но удержать душу в мире живых не способны. Но вот ты… другое дело. — Молодой мужчина зашагал вдоль стен, обходя и осматривая Луну со всех сторон. — Я давно тебя искал, мой последний ингредиент. Полжизни трудов, города и поселения, оставленные в руинах, а всё, что мне требовалось — это насквозь пропахшая рыбой крестьянская девка.
— Зачем… — Луна обратилась к стражникам вокруг себя. — Зачем вы следуете за ним? Какой вам прок с его безумия?
Никто не ответил, даже не посмотрели на неё. Талакар сам ответил за своих людей:
— Ради бессмертия для себя.
— Умоляю принять меня на службу, — вдруг выпалил Арчер, перетягивая внимание на себя. Он бросился на колени, склонив голову перед наместником. Он не верил в абсолютное бессмертие, но видел шанс на продление своей жизни прямо сейчас. — Примите меня, мой господин, — лживая покорность лилась из его рта. — Окажите мне милость.
— Заткните ему рот, — лёгкое раздражение промелькнули в голосе Талакара. Арчер хотел возразить, но ему и вправду заткнули рот… длинным копьем насквозь. Наконечник вошёл в затылок и вышел прямиком из пасти, наколов на остриё болтливый язык. Зрачки ещё дёргались, когда руки уже обмякли. Следующее движение стражника выдрало копьё