– Пресветлый… – Люсон попробовал слово на вкус, попытался припомнить, встречался ли ему в мемуарах и богословских книгах подобный титул. – Вы служитель Церкви?

– Не теперь. Был им когда-то давно… Оставьте, Арман! Моя личность сейчас не так важна, как ваша. Вы получите ровно столько информации, сколько требуется, и мое настоящее имя по степени важности стоит на сотом месте по сравнению со всем остальным.

– Хорошо, – пошел на уступки молодой епископ, – однако я должен иметь хоть какое-то представление о том, с кем беседую!

– Разумно, – подумав, ответил тот, кто назвал себя Пресветлым; он прошелся перед столом Люсона туда-сюда, давая возможность хозяину как следует рассмотреть свой старомодный костюм под широким плащом с капюшоном, а затем медленно, будто все еще размышляя, спросил: – Как вы считаете, Арман, народ лучше или хуже знати?

– В глазах Господа все равны, – смекнув, что вопрос с подвохом, смиренно проговорил Люсон.

– Это верно! – Старик кивнул, соглашаясь. – Но мы с вами – не божественные сущности, чтобы говорить от его имени. Вы, Арман, именно вы – считаете ли, что лучше крестьянина, пекаря, скотника?

– Я – человек благородного происхождения! – напомнил епископ.

– Бесспорно. Но дает ли это вам какие-то преимущества в определенных областях? Сможет ли какой-нибудь герцог вычистить конюшню так же ловко, как конюх? Сможет ли какой-нибудь виконт сложить печь так же аккуратно, как печных дел мастер?

– А разве эти занятия достойны дворянина? – вздернул брови Люсон. – Сейчас я всецело посвятил себя Церкви, но во времена моего светского существования мне не пришло бы в голову выполнять работу, которая входит в обязанности прислуги.

Произнеся все это, Арман внезапно смутился: буквально полгода назад он был не только духовным наставником юной королевы Анны Австрийской, но и советником Марии Медичи, королевы-матери, и вел довольно светскую жизнь при дворе. Однако ночной гость не стал заострять на этом внимания:

– То есть вы признаете, что многое, если не все, зависит от того, кем родился человек?

– Это странный вопрос, – нахмурился епископ, не улавливая, куда клонит пожилой собеседник. – История наша знает рожденных от прислуги бастардов, которые при должном воспитании и образовании…

– Хорошо, давайте попробуем зайти с другой стороны. Представьте, что у вас есть замечательные, лучшие в своем деле работники: каменщики, резчики, кровельщики, – доверите ли вы им постройку великолепного дворца?

– При условии, что ими будет руководить архитектор.

– Браво! – Посетитель несколько раз бесшумно хлопнул в ладоши. – Итак, одни рождены, чтобы чистить конюшни, убираться в доме, выращивать овощи и скот; другие же – прирожденные военачальники, политики, архитекторы… Пусть те и другие, как вы только что сказали, равны в глазах Господа, пусть тех и других до́лжно называть людьми хотя бы на основании того, что у всех у них есть душа, пусть каждый по отдельности – преданный слуга короля и смиренный католик, однако даже самый лучший скотник не сможет управлять войсками, а самый лучший булочник не сумеет договориться о перемирии с гугенотами. И в этом смысле скотнику было бы чрезвычайно глупо обижаться на маршала Франции, а булочнику – на королевского посла в Англии.

– Зачем вы мне об этом рассказываете? Как это поможет мне понять, с кем я сейчас беседую?

– Я уже почти подвел вас к самому важному. Не хочу, чтобы вы были неприятно шокированы тем, что вам предстоит услышать. Мы только что говорили о двух категориях людей – народе и знати. А теперь представьте, что существует еще и третья категория.

– Церковники? – попытался угадать епископ.

– А разве иерархия внутри конфессии значительно отличается? Здесь тоже есть своя «знать» и свой «народ». Нет, я веду речь об индивидуумах, чьи возможности так же отличаются от возможностей обычного человека, как талант командующего армией от умений скотника.

– Вы говорите о способности зажигать свечи щелчком пальцев? – догадался Люсон и поморщился. – О людях, склонных к колдовству?

– Эти особенности сложно назвать просто колдовством. В глазах неграмотного крестьянина ваше умение писать – тоже своего рода колдовство, но разве вы считаете такое умение самым главным своим достоинством? Нет, Арман, третьей категории людей доступно больше, гораздо больше, чем простенькие ярмарочные фокусы. Они видят, слышат и ощущают по-другому, они способны предсказать неблагоприятный исход и предвидеть успех любого начинания, они умеют подчинить себе одним лишь взглядом, менять свою внешность, проходить сквозь стены и перемещаться в пространстве, которое недоступно обычному человеку. Они могут убивать без помощи оружия, на расстоянии, вообще не прикасаясь к противнику. Они могут вернуть к жизни человека после смертельного ранения или неизлечимой болезни. И живут они практически вечно. Они люди, но они – другие. Они и называют себя так – Les Autres[1].

– Иные… – прошептал епископ и перекрестился. – Колдуны! Ведьмы! Дьявольские отродья!

– Отнюдь, Арман, отнюдь! – мягко возразил Пресветлый. – Иные рождаются не в аду, а в самых обычных семьях. Это может быть семья богача или бедняка, знатного вельможи или искалеченного солдата, убежденного протестанта или истинного католика. Никогда нельзя предсказать, где и когда родится Иной, но такое случается регулярно. Хотя и не слишком часто.

– Многотысячные пепелища на месте костров Святой Инквизиции говорят об обратном!

Едва различимое в полумраке лицо собеседника скривилось, будто от боли.

– Это страшная страница нашей истории. В кострах погибло множество безвинных людей, обычных людей. Вам ли не знать, что значит быть оклеветанным и несправедливо наказанным? Да, среди казненных были и маги. К счастью, Инквизиции было не под силу схватить тех, кто достаточно освоил свои способности, и в кострах и на дыбах гибли самые слабые Иные. Однако среди этих слабых были по большей части молодые маги, которые могли бы еще жить да жить, набираться сил и опыта и принести немало пользы, совершить множество деяний во благо государства, Церкви и королевской семьи…

Последние слова старик особо выделил голосом, и Люсон призадумался. Когда-то, пользуясь своим особым положением при королеве-матери, он изучил немало секретных документов и писем, хранящихся в Лувре. Из них явствовало, что при дворе с давних пор привечались некие темные личности, которые оказывали различного рода услуги своим покровителям. Среди них были астрологи, предсказатели, алхимики – большую их часть епископ, не задумываясь, отнес к шарлатанам, присосавшимся к казне. Одни говорили то, что от них желали услышать правители, другие пророчили события, которым так и не суждено было сбыться, третьи, пугая близкой смертью или грозящим несчастьем, якобы спасали своих благодетелей. Однако средь прочего попадались факты, которые нельзя было объяснить ничем, кроме как вмешательством высших сил… или способностями Иных. Чего стоил один только флорентиец Рене, личный парфюмер Екатерины Медичи! Сколько таинственных, невероятных смертей случилось по указанию «черной королевы» и скорее всего при его участии! Сколько его предсказаний сбылось в точности до последнего слова! Сколько придворных после одной только беседы с ним меняли свои суждения и манеру поведения!