Когда-нибудь это кончится?

«Пускай уколоться последнее дело, но что остается, раз жизнь надоела?» — уже хором стонал зал.

Песня кончилась, другую Шантель слушать не стал. Просто какое-то всеобщее безумие! Встал, вложил в корочки со счетом деньги, и вон из зала. Приятель очумел, не иначе. Прислать его сюда послушать этого безумца, этого одержимого!

«Такого больше нет». Лев Антонович чуть под машину не попал, переходя дорогу. Расстроился окончательно. Ну что за жизнь, а? Сволочная, иначе не назовешь.

«Ведь я человек, — вспомнил он. — И мне надо всего-то под вечер любовь, а наутро работу». Получил он ее? Любовь получил? Нет. Остается только работа. Да будь она проклята! «А что остается, раз жизнь надоела?»

«Под вечер любовь…»

«А наутро работу…»

«Ведь я — человек…»

Шантель никак не мог избавиться от наваждения. Песня прилипла, и все тут. В голове безостановочно вертелась пластинка. А ведь он прав, во всем прав, этот Николай Краснов! Каждым своим словом прав! Кого еще будут слушать загнанные в угол люди? Да его же, его! Конечно, за употребление наркотиков агитировать нельзя, это дурно пахнет. Но ведь есть же у него и другие песни.

«Под вечер любовь, а наутро работу…»

Между прочим, и манера исполнения у него точная, у этого Краснова. С такими вокальными данными петь нельзя, надо говорить речитативом, монотонно, на одной ноте. Давить на мозги, просачиваясь туда своим голосом, своими словами. И влияние этого монотонного голоса может быть огромно. Николай Краснов — явление. Он может не нравиться, может раздражать, но он личность, и песни его отнюдь не рядовые. Это тебе не розы — морозы, это философия определенной социальной прослойки, это…

Надо только направить это в нужное русло. Лев Антонович Шантель решительно развернулся и зашагал обратно к ресторану «Триада» дожевывать подгоревший бифштекс. Именно в этот момент он твердо решил, что будет работать именно с Николаем Красновым, только с ним и ни с кем больше.

Марс[2]

Николай Краснов нервно вертел в руках визитку и разглядывал сидящего перед ним человека. «Лев Антонович Шантель — музыкальный продюсер». Неужели свершилось? Как все буднично и просто: «Вы не могли бы уделить мне несколько минут? Я музыкальный продюсер, готов раскрутить вашу группу».

Собеседник — представительный мужчина лет сорока, в неплохой физической форме, но животик уже наметился. Когда сидит, пуговичка на пиджаке расстегнута, иначе будет внатяг. Вот, значит, какое лицо у удачи: усталое, раздраженное, тонкий рот брезгливо поджат. Николай чувствует, что продюсер чем-то сильно недоволен, но старается держать себя в руках, говорит негромко и подчеркнуто вежливо:

— Сколько вам лет, Николай?

— Двадцать шесть.

— Я так понимаю, вы организатор всего этого безобразия?

— В смысле?

— Группы «НЛО». Кстати, а почему «НЛО»?

— По именам участников. Первые заглавные буквы.

— Но вас же четверо, а не трое.

— Правильно. Эдик, Николай, Леонид и Олег. «эНЛО». Первая буква «э» не заглавная, а прописная, потому что Эдик — он самый маленький.

— Барабанщик? — догадался Шантель и хмыкнул: — Остроумно. Но все равно не пойдет.

— Почему?

— Знаете старую пословицу? «Чем чуднее, тем моднее». Надо что-то броское, запоминающееся и непонятное. Но об этом после. Кто вы по профессии?

— Пожарник.

— Как-как?

— В нашем маленьком городке ребятам одна дорога — в пожарный техникум. Кстати, таких по стране немного. В моем дипломе написано: «Инспектор пожарной охраны».

— Остроумно, — снова не удержался Шантель. — Значит, не москвич?

— Нет.

— В армии был?

— Да. Все, как положено: «Родился в роддоме, учился в школе, служил в армии, работал на работе». Полгода назад решил все бросить и приехал в Москву.

— А где живешь?

— На даче.

— Не совсем понял.

— Когда приехал, нанялся работать сторожем в дачный поселок. Деньги маленькие, зато есть жилье. А по вечерам сюда.

— Далеко ехать?

— Полтора часа на электричке и еще полчаса на метро. Через день.

Лев Антонович представил себе его жизнь: наверняка ночует у одного из приятелей, потому что ресторан закрывается поздно. Домой только утром в холодной пустой электричке. На жизнь зарабатывает здесь, в этом зале, зарплата сторожа не считается. Там, в заброшенном на зиму дачном поселке, он пишет свои унылые песни.

— Колешься? — внимательно посмотрел на солиста Шантель.

— Зачем? Ерунда все это.

— Тогда почему такие песни? Откуда?

— Не знаю. Захотел — написал.

— А почему в темных очках? Имидж такой?

— Нет. Зрение слабое, не выношу яркого света.

— А как же армия?

— Тогда все было в порядке.

— Но здесь вроде бы нет яркого света. Сними, — кивнул Шантель на темные очки.

Николай Краснов послушно снял. Без очков лицо его было совсем уж невыразительным, плоским. Если б не тонкие усики, взгляду не за что зацепиться.

— Усики и темные очки надо оставить, — решительно сказал Шантель. — И волосы тоже.

— Я и не собирался стричься.

— Ты чего вообще по жизни хочешь, Коля? — резко сократил вдруг дистанцию Лев Антонович. — Денег? Славы?

— Я не думал об этом.

— Женат был?

— Нет.

— Значит, свободный художник. Проблемами себя не обременяешь. Детство, что ли, еще не кончилось? — слегка проверил его Шантель. Парень не обиделся, не взвился, отреагировал спокойно. Лев Антонович удовлетворенно вздохнул: терпение — достойнейшая добродетель для того, кому предстоит долгий путь к славе. Терпение плюс выдержка.

— Можешь переехать ко мне, — кивнул Лев Антонович. — В одну из комнат.

Николай Краснов замер. Даже через темные очки Шантель почувствовал его настороженный взгляд. Понял, рассмеялся:

— Подумал, что я «голубой», да? Не бойся, ты не в моем вкусе. Шучу. У меня традиционная сексуальная ориентация. Имею любовницу, — неожиданно добавил Лев Антонович. — А ты?

— Нет.

— Что так?

— Я их боюсь.

— Кого?

— Женщин.

— Женщин? Да ты посмотри, сколько их визжало от восторга, когда ты пел! Они же от тебя без ума!

— Мне все равно.