Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что было дальше, Слава уже не мог различить, хоть ему и удалось ненадолго придти в себя. В тот момент к ним, обессиленным, лежащим на плитке сотрудникам магазина, подъехала скорая помощь. Суматоха переливающихся повсюду огней машин прибывших служб пожарных и скорой помощи, покрылась кислородной маской, после чего Слава вновь потерял сознание.
Глава 3. «Утро после грозы»
– Доброе утро, – произнёс кто-то.
– Доброе, – ответил Слава, не открывая глаз, ощущая всем своим телом, мягкое больничное одеяло.
– Как себя чувствуете?
– Что со мной? – спросил Слава, приоткрыв глаза, увидев моющего свои руки врача, с плотно намотанной на лицо защитной маской, – коронавирус?
– Нет, с чего вы взяли? – расхохотался врач, – вы что, ничего не помните?
– Да помню, даже не знаю, почему вдруг подумал об этом.
– Конечно, – сказал врач, подойдя к Славе, и похлопал его по плечу, – вам коронавирус не к чему, таких как вы и так мало на свете.
– Тсс, – зашипел Слава от боли.
– Правильно зашипели, потому что у вас там ожог, вы конечно об этом не знаете, а он у вас есть…
– Что с…?
– Всё в порядке, живы, красивы. Друг ваш ничего не помнит. Ира недавно пришла в себя. За такое вас и к награде…
– Нет, не надо к награде, – перебил его Слава, – я знаю, что спас их, но об этом, пусть никто, слышите, никто не должен знать. Даже она.
– Кто она, вы о ком?
– Неважно, я не про Иру. А Никита, так, не друг, лишь сотрудник.
– Ладно, как скажите. Так и быть соглашусь с вами, но всё же вы своего стоите.
Глава 4. «Хорошие вести»
«Ну почему, скажите, почему, мне так всегда хочется лето средь зимы, то зиму среди лета», – думал Слава, пока за окном горел жаркий сибирский июнь, аномально разбушевавшийся в этом году.
В палату постучали, и тут же следом зашли врач и мужчина, лет сорока, в тёмном классическом костюме, с накинутым поверх халатом и маской.
– Здравствуйте Вячеслав Александрович! – поприветствовал его тот мужчина.
– Здравствуйте, – очень удивлённо ответил Слава.
– Ну по сути вы уже выписаны, и можете быть свободны, ну раз вы вместе, я тогда вас оставлю, только не задерживайтесь, скоро у нас дезинфекция, – сказал врач и вышел из палаты.
– Чем обязан? – спросил Вячеслав у своего гостя, пока тот садился на стул, стоявший напротив его кровати.
– Вы присаживайтесь, присаживайтесь. Дело в том, что не вы, а я вам в кое-чём обязан, точнее меня послали к вам, по поводу одного дела, – сказал незнакомец, приспустив со своего лица маску, – меня зовут Лаврентий Мефодьевич Гришин, это вам мало о чём скажет, но всё же надеюсь, что нам с вами ещё предстоит поработать.
– Поясните, неужели вы по поводу пожара?
– Нет, совсем нет! Я являюсь представителем Московского издательского дома «A. B. C. Russian Litera». Как известно, полгода назад вы отправляли нам свою рукопись.
– Помпеи двадцать первого века!? – взбудоражено произнёс Вячеслав.
– Да, именно по поводу этой книги я к вам и приехал. На прошлой неделе руководство «A. B. C. Russian Litera» посовещалось, и хотело бы с вами заключить договор о дальнейшем сотрудничестве.
– То есть эта книга заинтересовала вас лишь полгода спустя?
– Ну вы же сами прекрасно понимаете, что к нам поступает очень много материала, средь которого целая масса мусора и детского лепета. И все, абсолютно каждая единица всей этой нескончаемой кутерьмы, обладает, не то слово, каким пафосным и помпезным названием.
– Понимаю, не сладко у вас там.
– Поэтому, сразу же, как мы дошли до вашей книги, тут же направились на ваши поиски. Кстати, к вам ещё никто не приезжал из других издательств?
– Нет, из издательств не приезжали. Но у меня тоже есть к вам вопрос, и прошу ответить на него честно. То что вы обратили внимание на меня и мою книгу, как-то связано с событиями произошедшими со мной две недели назад?
– Признаюсь честно, отчасти! Один из наших редакторов, которому доверили вашу книгу, услышала новость о вашем подвиге. Хотя ваши персоналии не указывались в СМИ, слухи дошли до неё, что это именно вы. Сопоставив все факты, она всё же отправила ваше произведение на рассмотрение уже состоявшегося в тот момент жюри, в целом, даже не скрепя душой оценившего ваше произведение как истинный шедевр.
– Значит, мне повезло. Просто напросто повезло, и искусство с гениальностью здесь не причём.
– Вам несказанно повезло! А гениальность, искусство, все те посылы и правильные мысли, что вы вложили в эту книгу, не дело верховного жури. Это задача мира, читателей, они должны оценить вас, понять, может как-то измениться…
– Я не для этого пишу свои книги, – перебил его Слава.
– Простите, тогда для чего?
– Не для того, чтобы изменить мир. Я пишу их, чтобы познакомить мир с его отражением, со всем его отражением, со всей этой отвратительной хренью, что он с собой сделал, и продолжает делать. И только тогда, когда он узрит это, только тогда он будет готов меняться.
– Я всё понимаю. Концептуальность каждого писателя по отдельности, всегда индивидуальный вопрос, целая наука, но я здесь по-другому поводу. Оценивая себя лично, могу сказать, что я не работник искусства, и его особый ценитель. Я дипломат. Своего рода посыльный.
– Значит, вы посланы лишь заключить договор о дальнейшем сотрудничестве?
– Да, сразу хочу заметить – многие издательства теперь будут готовы побороться за вашу книгу, но прошу обратить внимание, что мы как-никак всё же первыми заинтересовались ей, и уже сейчас готовы предоставить вам все условия для дальнейшей работы.
– Ну естественно вы первые, я же вам и отправлял. И разве у меня есть выбор? Хотя я бы мог счесть оскорблением, что ко мне приехал не сам директор вашей конторы, но поведу себя скромно, так уж я воспитан.
– Когда вам было бы удобнее встретиться вновь, чтобы точнее обсудить условия договора.
– Мне кажется, мы можем заключить его и здесь.
Лаврентий Мефодьевич достал из портфеля два новых бланка, уже заверенных печатью и вписанными Славиными паспортными данными.
– Вот, можете внимательно прочесть, и можем заверить моей и вашей подписью, – сказал он, вложив бланки в его руку.
– И уже мои паспортные данные раздобыли? – удивился Слава.
– Их мы взяли из приложения