могла бы сказать… А еще от него едва уловимо пахло дубовой корой и мандаринами… не сладкими, скорее терпкими…

Его ладонь уверенно лежала на ее спине, чуть ниже лопаток. Спокойно, не дергаясь. Он отлично чувствовал музыку, чувствовал ритм… Но это не главное. Лиз пыталась понять, что же настораживает ее, все дергает несоответствием? Он ведь пьян и тут так жарко. Но не потел, его дыхание не сбивалось. Даже в самом быстром танце – лишь чуть-чуть. Так, словно привык к большему и теперь…

Впрочем, кто знает?

– Вы хорошо танцуете, капитан.

– Мне всегда говорили, что уроки фехтования пригодятся, – улыбнулся он. – Не на войне, так с женщинами.

– Фехтования?

– Отец считал, что дворянину без этого не обойтись, – сказал он. – И равновесие, и выносливость, да и в целом полезно быть в форме.

Выносливость, мать твою! С женщинами. Особенно притом, как он сейчас на нее смотрит. Глаза поблескивают в предвкушении.

Или он слишком пьян, не стоило и начинать? Завтра все равно не вспомнит…

Так она поможет запомнить. Лиз решила, что раз уж начала, то упускать его будет неправильно.

Близкий контакт, прикосновение к открытой коже – он держит ее за руку, дает отличную возможность заглянуть в него. Она осторожно, только одним глазком. Менталист из нее так себе, но с обычными людьми, один на один, всегда получилось.

Он сейчас слишком занят танцем, чтобы обратить внимание.

Лиз чуть прикрыла глаза.

Музыка и его руки – несли сами, можно было нырнуть в работу.

Его мысли… о ней. Он разглядывает ее грудь, думает о том, что неплохо бы все эти кружавчики снять… ну, кто бы сомневался? О том, что Лиз вкусно пахнет и…

Еще у него голова болит. Не сильно, но Лиз это чувствовала отчетливо. И левая нога. Возможно травма… ноет. Но танец ему все равно дается легко. Он улыбается.

Чуть-чуть глубже… Воспоминания, как он одевается, готовясь к сегодняшнему вечеру, как надевает награды, чуть выпячивая перед зеркалом грудь. Вчерашние – как он веселится и пьет с офицерами, смеются женщины, льется вино… Похмельное утро…

Все это шелуха, лежит на поверхности. Но дальше, чуть глубже Лиз пробиться никак не могла. Не пускало. Она вязла в недавних воспоминаниях о кабаках, женщинах, ничего не значащих встречах и… все. Там даже не щит стоял, просто вязла. Они кружатся, сменяя одно другое.

И от усилий чуть кружится голова.

Так не должно быть.

Не пускает.

Лиз поднимает на него глаза… В какой-то момент ей кажется, его глаза абсолютно трезвые, он ходил тут с бокалом, но совсем не пил… Внимательные. Он разглядывает ее так же, как она его. Изучает. Холодно. Синий лед… И чуть подгибаются ноги.

И раз… они танцуют снова, он кружит ее, наклоняясь ближе, шепча на ухо какую-то чушь о том, какие у Лиз красивые глаза… и волосы – чистый огонь… от выпитого у него язык слегка заплетается.

Лиз моргает, пытаясь сосредоточиться.

Что-то действительно было или ей показалось? Показалось… Он улыбается так расслабленно.

– Скоро начнутся фейерверки, – говорит тихо. – Может быть, нам стоит пойти, занять хорошие места? Мне говорили, что стоит смотреть от пруда, с мостиков.

Да, фейерверки…

Тут душно просто, жарко, Лиз устала. Все нормально.

Его рука на ее спине, и это отчего-то успокаивает.

И музыка затихает…

– Баронесса! – голос его высочества принца Штефана заставляет вздрогнуть и разом прийти в себя. – Я думал, вы в трауре, не танцуете.

Он стоял совсем рядом.

Капитан уже отпустил ее, сделал шаг назад.

О нет, только не это!

– Ваше высочество, – Лиз склонила голову, чуть присев в книксене. – После двух лет брака два года траура вполне достаточно.

Принц широко ухмыльнулся, удовлетворенно.

– Тогда подарите мне следующий танец? Вы же не успели еще никому обещать?

Она невольно, почти беспомощно глянула на капитана. Тот стоял, наблюдая с интересом, не вмешиваясь. Да