— Нет! У меня хорошая реакция, — он смотрит на меня с чуть ли не вызывающей улыбкой.

— Вы сказали, держите эспандер для разрядки… А как насчет секса в обеденный перерыв?

Мое лицо невозмутимо. Смотрю ему прямо в глаза.

Кажется, он все-таки слегка краснеет. Если сейчас же не заговорит, мне придется рассмеяться, дабы не покраснеть самой.

— Простите… — это уже не прежний корректно-самоуверенный тон.

— Пожалуйста, не теряйтесь! — я пользуюсь случаем, чтобы улыбнуться.

— Знаете, я как-то не задумывался… Видите ли, — он ощупывает самый безымянный палец правой руки, — я женат, освященными брачными узами связан, даже кольцо никогда не снимаю, разве что в тренажерке. Но, конечно…

* * *

Но, конечно, я осталась заряженной. Не беда! Вечером противотрудогольный курс, освященный брачными узами, завершу уже на семейном ложе. Как и подобает моему социальному и гражданскому статусу.

— А почему у вас нет кольца на пальце? — я придираюсь наконец. — Разве вы не были женаты?

— Э-э… Вчера в тренажерке забыл. В надежном месте, не пропадет!

— В тренажерке… Ах так их нынче зовут?

— Нет уж! Ни с какими «ими» в чужих залах я не вожусь: у моей… тренажерши… свой именной… дворец спорта!

Ты никак не прекратишь паясничать. Мол, с первого визита в эксклюзивный кабинет начальницы ясно, что его основное назначение — отрицательная калорийность обеденных перерывов в личных и корпоративных интересах.

* * *

— …но, конечно, я…

— Спасибо! — я прерываю. — Вы отлично не теряетесь!

Поднимаясь из-за стола, я невольно оглаживаю юбку. Он тоже вскакивает и измеряет взором меня — во весь рост, насколько тот над столом: от макушки по шлицу. Но мой туалет, как всегда, столь же безупречен, как и его костюм…

* * *

…новая пара чулок, и ничто уже не свидетельствует о зарядке в обеденный перерыв. Задерживаюсь у зеркала, чтобы подкрасить губы, а ты подкрадываешься сзади, чтобы сорвать еще один поцелуй перед запудриванием следов шалости.

— На этот раз за мной остается должок. Но учти: это только мой пендинг, не вздумай раздавать цессии направо-налево!

И направо нельзя?! Но я проглатываю прикол по поводу правого запрета, ибо нет времени тут нагнетать состязание в остроумии.

— Пора! Твой должок я взыщу — еще как! Целиком. С процентами.

— Спасибо, босс, за верность!

— Взаимно! — и я за верность.

* * *

— Спасибо, и вы отлично за словом в карман не лезете, — он не смущается ответного укола.

С широкой улыбкой я подаю узкую руку, он слегка теряется, но уже через мгновенье чувствую по-мужски решительное бережное пожатие.

— Скоро вы получите ответ! До свидания!

— До… скорого! Надеюсь…

* * *

— До свидания, пациент! — я завершаю наш полуденный этюд.

— До скорого, надеюсь… — ты неисчерпаем.

— Постой! Учел? Я сегодня задержусь. Заберешь мальков из садика? Не забудешь? Как кольцо…

— Да сделаю я все, собеседуй их тут хоть до полуночи! — ты куражишься. — А как с тем смазливым простачком? Ну, с этим, трудоманом. Чью половую жизнь прервал брак. Берешь?

— Весьма даже не простак, — я кокетничаю. — Но пусть подождет. Еще ж целую толпу тязать.

— Хорошо, мне на работу, шóфер уже примчал, — ты подбираешь свои аппараты. — Мне ведь обед в кабинет не приносют-с. Как некоторым…

Я отпираю заднюю дверь, чтобы выпустить тебя, но — за компьютером раздается виброзвон, и я спешу к столу:

— Нет, нет, пусть немного подождет: в половине, так в половине!

Кладу трубку. Ты все еще стоишь в дверях и лукаво лыбишься:

— Послушай!

— Да?

— А у этого твоего трудоеда не было в «си ви» домашнего адреса и телефона?

— ?

— Я бы мог пригласить молодую мамочку на обед — пока папа женат…

Мой метко запущенный ежедневник громко шлепается о проворно захлопнутую тобой дверь.

Чуть ли не приятно такое спокойное нытье. Когда можно балдеть в безделье. Лодыжка набухла и болит в такт пульса. Завтра не смогу встать с кровати. А куда мне вставать? Все сделано. Так круто просто валяться в своей постельке и слушать музычку.

* * *

Абаканцы зафигачили нам уже на первой минуте. С угла. Провал! А Ленка как хлопала! Мелкая ухмыляющаяся ящерка!

Ну да, это ж мне одному адресовано. Другой ведь и не заметит, что девчонка аплодирует, как в джазе.

Весь оставшийся тайм нам ничего не удавалось. Мы уже просто бесились. Они давили. Я дважды неплохо выходил, но один раз Палыч промазал, в другой — я сам поздно лупанул, уже из-за кулис.

Зато пендель был мой. Как по маслу! В девятку.

Глянул на Ленку. Сидит такая, морда кирпичом. Ха-ха! Получила?

Так вот, первый тайм ничьей закончили. А второй…

* * *

Маленькая ночная серенада…

Не в такую ли ночь, как эта, маленький Моцарт ее писал?

Без разницы. Скорее — белым днем и в приподнятом расположении духа. Иначе ведь не звучало бы столь по-ночному.

Нога ноет и пульсирует. По телу растекается сладкая усталость. Блаженное ничегонеделание… Сегодня я честно заработал предаваться полному безделью.

Что эта баба там каркает?! Похоже, в притоне, дом четырнадцать, семейные неурядицы. На высоких тонах. Мимоходом по улице часто случается слышать, как спутники жизни враг врага крепкими словцами кроют. До меня, правда, обычно не доходит.

Ой-ой! Человек ли это ваще? Словно поросю хвост дверью прижали. Хоть окно закрывай.

А на улице так смачно пахнет…

* * *

Да… Вторая половина досталась мне. Юрка с Китом — совершенно мимо кассы. Всю ночь кутили. Кит взмыленный весь.

В прошлый раз аж взбесился на Ленку: ой, какой торс у того кента, ой, как дает!

«Ну так беги к нему!» говорю.

«Не поймать же», она лисит, «как тебя. Он определенно бегает быстрее.»

Сегодня уделал Кита по всем статьям. На седьмой минуте. Один через все поле. Вообще-то дурил. Надо было, типа, Палычу пасануть, а мне — до фени! И — банка! Прямо в лоб. В девятку. Я б даже сказал — в десятку.