Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конни его любила. Она сама ему говорила. Он знал, что она испытывала почти физическую боль, когда признавалась ему в любви; казалось, она давится словами. Ее страдания усугубляли его собственное чувство вины. Айша, конечно, часто говорила, что любит его, но всегда спокойно, равнодушно, словно изначально, с тех самых пор, как у них завязались отношения, она была уверена в том, что ее чувство взаимно. Но нельзя признаваться в любви бесстрастным тоном. Конни выпалила свое признание в ужасе, не зная, чего ждать в ответ, не веря в то, что за тем последует. Она не смела посмотреть ему в лицо и сразу же сунула в рот прядь волос. Он бережно вынул прядь из ее рта и поцеловал ее в губы. «Я тоже тебя люблю», — ответил он. И не солгал: он и в самом деле ее любил. Многие месяцы ни о чем другом думать не мог. Но признаться ей в любви не решался. Конни первая призналась ему в любви. Ей пришлось признаться первой.
— У тебя остался валиум[2]?
— Нет.
Он услышал упрек в ответе Айши и заметил, как она быстро глянула на часы.
— У меня куча времени.
— Зачем тебе валиум?
— Низачем. Просто хочу выпить одну таблетку. Чтобы снять напряжение перед барбекю.
Айша вдруг улыбнулась. Глаза ее заблестели, в них появился озорной огонек. Он затушил сигарету в пепельнице, прошел через стеклянные двери и сгреб жену в свои объятия.
— У меня куча времени, куча времени, — пропел он. Поцеловал пальцы ее левой руки, вдыхая острый пряный запах тмина и лайма.
Она поцеловала его в ответ, потом осторожно оттолкнула от себя:
— Значит, тебя это так сильно напрягает?
— Нет, что ты. — Конечно, он не особо жаждал весь субботний вечер разыгрывать из себя радушного хозяина, принимая в своем доме гостей — родственников, друзей и коллег по работе; конечно, он предпочел бы этот последний день перед тем, как начать жизнь без курения, посвятить самому себе. Но Айша сегодняшний небольшой прием рассматривала как знак благодарности за многочисленные приглашения на ужины и вечеринки. Айша считала, что они в долгу перед близкими и знакомыми. Гектор же не чувствовал, что чем-то им обязан. Но он был гостеприимный хозяин и понимал, сколь важен для жены этот прием. И всегда гордился тем, что они оба с уважением и терпимостью относились к общей родне.
— Я ничего не имею против, но хотел бы выпить валиум. На тот случай, если мама решит открутить мне сегодня яйца.
— Яйца она будет откручивать не тебе. — Взгляд Айши метнулся к часам. — Не знаю, успею ли съездить на работу за валиумом.
— Не беспокойся, я сам заеду на обратном пути, когда буду возвращаться с рынка.
Стоя в душе, в облаках поднимающегося пара, под струями теплой воды, падающей на его голову и плечи, он глянул на свое поджарое тело, на свой толстый вялый член и обругал себя. Сволочь, лживая скотина. И удивился, осознав, что произнес это вслух. Мерзкое чувство унижения пронзило все его существо. Он резко закрыл горячую воду. Ледяная вода, обжегшая его голову и плечи, не избавила его от угрызений совести. Даже в детстве он не умел притворяться и находить оправдание своим неблаговидным поступкам. Он знал, что валиум ему не нужен, что он завел речь об этом препарате лишь для того, чтобы увидеть Конни. Он мог бы просто проехать мимо клиники Айши и не зайти туда за таблетками. Мог, но знал, что не получится. Вытираясь влажным полотенцем, пахнущим мылом, им самим и его женой, он не смел поймать свой собственный взгляд в зеркале. Только в спальне, втирая в волосы мусс, решился он глянуть на свое отражение. Он увидел седину на висках и небритом подбородке, морщины в уголках рта. Также увидел, что подбородок у него по-прежнему твердый, волосы густые, а сам он выглядит моложе своих сорока трех лет.
Посвистывая, он поцеловал жену, схватил со стола на кухне список покупок и ключи от машины.
Едва он завел мотор, его оглушило ужасающее блеяние какой-то попсы. Он быстро переключил приемник на другую радиостанцию, передававшую хоть и не джаз, но спокойную благозвучную музыку. Накануне детей из школы забирала Айша, а она разрешала им выбирать музыкальную радиостанцию. Сам он никогда не позволял детям диктовать, какая музыка должна звучать в машине, и Айша часто подшучивала над его суровостью.
— Нет, — настаивал он. — Вот когда у них появится хоть какой-то вкус, тогда и будут слушать, что захотят.
— Ради бога, Гектор, они же дети. Какой у них может быть вкус?
— А я не допущу, чтобы они слушали новомодное дерьмо. Они потом сами мне за это спасибо скажут.
Это неизменно вызывало у Айши смех.
Автостоянка перед рынком была забита машинами, и он медленно петлял по узким проездам, пока не нашел свободное место. «Коммодор» — надежный, удобный и невзрачный — был своего рода компромиссом. В числе их прежних семейных автомобилей были ржавый «пежо» выпуска конца 60-х, у которого отсутствовал ручной тормоз (они избавились от этой машины сразу же после рождения Адама); прочный «Датсан 200В» выпуска 70-х годов, испустивший дух где-то между Кофс-Харбор[3]и Байрон-Бей[4], когда Адаму было шесть, а Мелисса еще и ходить-то толком не умела; и громоздкий «Крайслер Валиант», на вид крепкий и нерушимый, на нем они колесили туда-сюда по стране много раз, навещая родных Айши в Перте[5]. «Валиант» угнали два пьяных молодчика. Они врезались на нем в телефонную будку в Лалоре[6], потом облили салон бензином и подожгли. Гектор едва не расплакался, когда полиция сообщила ему об этом. Потом Айша заявила, что ее больше не интересуют автомобили старше десяти лет. Она хотела водить что-нибудь надежное и менее дорогое. Гектор неохотно уступил. Но он и по сей день грезил о новом «валианте». Впрочем, готов был согласиться на «ют» с двумя дверцами или на «холден» модели EJ.
Гектор потянулся на сиденье, опустил боковое стекло, закурил сигарету и вытащил список покупок. Айша, как всегда, проявила основательность и дотошность, указав точное количество нужных ей ингредиентов. Двадцать пять граммов зерен зеленого кардамона (она никогда не покупала специи в больших количествах, считая, что они слишком быстро запревают). Девятьсот граммов кальмаров (Гектор попросит килограмм; он никогда не округлял в меньшую сторону — только в большую). Четыре баклажана (европейских, а не азиатских, подчеркнула она в скобках). Гектор улыбнулся, читая список. Скрупулезность жены его порой раздражала, но он восхищался ее деловитостью и уважал ее умение сохранять спокойствие духа при любых обстоятельствах. Если б барбекю готовил он, это был бы настоящий хаос, в результате приведший бы к панике. Но Айша — воплощение организованности, и за это он был благодарен судьбе. Он знал, что без нее его жизнь развалилась бы на мелкие кусочки. Ее практичность и рассудительность действовали на него благоприятно — это он четко понимал. Своей невозмутимостью она мгновенно гасила его вспышки импульсивности. Это признавала даже его мать, которая поначалу с неодобрением восприняла его отношения с индианкой.