Они поравнялись с бомбардировщиком, под окном пилотской кабины которого была нарисована смешная каракатица (или осьминожка) в тапочках. В женских тапочках с помпончиками, одетых на каждую щупальцу. Рядом большими буквами было написано «Дороти». Следующий самолет украшало изображение уродливого карлика в огромной дырявой немецкой каске с рожками. Это был их «Гном» (а также, если угодно, «Карлик», «Мерзкий карлик» и т. п.).

— Офицер Шеллен, где вас черти носят?

Пайлэт офицер Джон Хокс, их командир (личное прозвище — Дю), раздраженно засовывал в планшет карту и какие-то бумаги.

— Меня вызывали в штаб, сэр. Я думал, вы в курсе.

Голова командира была сейчас занята другими вещами.

— Вы собираетесь лететь в таком виде? Быстро переодевайтесь.

Алекс бегом бросился в общежитие. Времени в обрез: десять минут туда, потом десять обратно. В комнате он столкнулся с их бортинженером Энди Лиоттой.

Они успели сдружиться. Лиотта был американским итальянцем, работал автомехаником в нью-йоркском таксопарке, потом переехал в Канаду, где закончил летную школу. Он сильно картавил и вообще мало походил на бравого летчика, хотя провел в воздухе уже более двухсот часов.

— Представляешь, — говорил сержант-инженер, когда Алекс натягивал на себя два комплекта теплого белья, свитеры, джемперы и прочее, — они же знают, что нам не взлететь без форсажа. Нас зарузили так, что трещат шпангоуты. 3350 галлонов бензина! Все три дополнительных бака под крышечку. Пришлось подкачивать колеса. Если «четверка» хотя бы чихнет при взлете, мы грохнемся и спалим половину графства. Они не понимают, что «Мерлин» — это не «Зигмар». Ну ничего, я написал рапорт и указал их имена. В случае чего эти умники не отвертятся.

— Это успокаивает, — натягивая куртку с электроподогревом, констатировал Алекс. — А если мы свалимся на нацистов, нас впишут в боевые потери, и все будет чики-чики.

— Ну уж нет! — кипятился Лиотта. — Если четверка откажет там, я пойду под суд, но нарушу радиомолчание и сообщу командору, что мы падаем исключительно по вине техслужбы.

Они заперли комнату и бегом бросились к самолету.

Собравшись над Ридингом, группировка королевских ночных бомбардировщиков, продолжая набирать высоту, растянулась тридцатипятимильной змеей над Суссексом и, пройдя чуть восточнее Брайтона, загудела своей почти тысячей моторов над невидимыми под облачным покровом водами Ла-Манша.

Всему этому предшествовали весьма непростые маневры, когда одни самолеты — те, что прибыли к месту сбора на несколько минут раньше, совершали резкие повороты, с тем чтобы опоздавшие, срезая углы, могли их догнать и занять свои места. При всем при этом необходимо было распределиться по маршевым группам (или боевым коробкам), состоявшим из нескольких десятков машин, а в каждой группе занять один из трех ярусов. Затем начиналось уплотнение колонны, когда самолеты сближались друг с другом до уровня допустимой безопасности. Сомкнутым строем было легче отбить атаку вражеских истребителей. Остается добавить, что все маневры и перестроения производились в режиме абсолютного радиомолчания. Только визуальное наблюдение за ближайшими соседями, переговоры с которыми можно было вести с помощью световой морзянки лампами Олдиса. Время от времени, правда, с земли поступали шифрованные сообщения, адресованные командующему операцией или лидерам эскадрилий, но они оставались безответными, так что о продвижении группировки в штабе бомбардировочного командования узнавали в основном из донесений радиолокационной службы и из перехвата немецких радиопереговоров.

— Ну вроде порядок, — по интеркому[1]послышался уверенный голос командира. — Эскорта у нас, как вы знаете, не будет, так что, парни, палите во всех, кто приблизится, — это касалось стрелков. — Пока пойдем на девяти тысячах, потом придется подняться повыше. Проверьте маски. Шеллен, обойдите все посты, проверьте шланги, переносные баллоны и электроподогрев. Особое внимание перчаткам. И не забывайте слушать, о чем они там говорят.

Последнее относилось к радиопереговорам противника.

— Мистер Лиотта, как насчет кофе?

Все это были ставшие уже стандартными распоряжения. В обязанности Алекса входила проверка кислорода, систем персонального обогрева с уделением особого внимания исправности перчаток, а также прослушивание вражеского эфира. Знание языка, а главное, многих тонкостей профессионального жаргона немецких радистов ПВО позволяло Алексу держать свой экипаж в курсе некоторых событий. А что касается перчаток, то как раз благодаря обморожению пальцев обеих рук прежнего стрелка верхней турели Алекс и попал в этот экипаж.

— Кофе будет готов через десять минут, — доложил Лиотта.

Алекс рассеянно слушал эфир и смотрел на облака. Он неплохо разбирался в их видах: несколько месяцев его работы в Кингстауне, которой предшествовала стажировка при метеослужбе в Хай-Уайкомбе, не прошли даром. Но в отличие от метеорологов он видел облака не только снизу. Одних кучевых — плоских и средних, разорванных и мощных, лысых и волосатых, с наковальней и с грозовым валом — он различал десятки. Он отличал облака хорошей погоды от тех, которые грозили стремительной трансформацией и даже зимой, состоя из кристаллов льда, несли в себе миллионы киловатт статического электричества. Они зажигали на кончиках лопастей пропеллеров голубые огоньки святого Эльма, превращая винты ночных бомбардировщиков в сияющие нимбы. Но настоящим королем облаков была cumulonimbus incus — «наковальня». Восходящие воздушные потоки, скорость которых иногда достигала 50 узлов, возносили гигантскую плоскую вершину «наковальни» на высоту до 45 тысяч футов. Обычным самолетам и на меньших высотах уже не хватало плотности воздуха. И не дай вам Бог оказаться на пути такого потока, взлететь вместе с ним туда, где небо из голубого становится по-королевски черно-синим, чтобы в следующее мгновение, утратив собственный вес, свалиться в смертельный штопор.

Сейчас над Европой висело не менее трех ярко выраженных ярусов, между которыми стелились промежуточные слои-пелерины и бесформенные обрывки-фрактусы. Над непроницаемым нижним ярусом господствовал сильный западный ветер. Сумерки уже полностью властвовали внизу.

— Кофе готов, господа. Мистер Шеллен, спускайтесь.

Когда Алекс, протиснувшись через тесное пространство над бомбовым отсеком, загроможденное четырьмя дополнительными баками по 400 галлонов каждый, коробками с фольгой и шкафами с новейшей навигационной и радиоаппаратурой, добрался до кабины пилотов, там стоял хохот. Скорее всего картавый Лиотта рассказал очередной анекдот про итальянскую мафию. В это время «Ланкастер» шел на автопилоте на высоте около трех километров с крейсерской скоростью около 200 узлов. Традиционный кофе — единственный на пути к цели атаки — они пили почти все вместе, исключая стрелка хвостовой турели.

— Что там слышно, Алекс? Что говорят немцы? Они нас видят? — спросил командир.