Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда не окажете ли честь разделить со мной столик? — В голосе Доминика звучала мольба. — Уверен, что мадемуазель Женевьеве понравятся пирожные. — И послал Женевьеве вежливую снисходительную улыбку — улыбку, которая страшно разозлила младшую, зато успокоила старшую Латур.
— Вы очень любезны, сэр. С удовольствием, — Элиза приняла руку Доминика, затянутую в тончайший голубой шелк.
Кузену Элизы не оставалось ничего другого, как предложить руку ее единокровной сестре.
— Я не хочу быть невежливой, — заметила Женевьева, — но, боюсь, у меня нет сейчас времени полдничать. Мне нужно немедленно возвратиться домой и убедиться, что с Амелией и ее малышом все в порядке. Неизвестно, какую гадость может сделать в отместку мистер Кинг, если за ним не проследить.
При упоминании о неприятном инциденте повисла неловкая тишина. Элиза вспыхнула от досады:
— Месье Делакруа дела нет до подобных вещей. Разве тебе не достаточно на сегодня одного спектакля?
— А я и не прошу месье Делакруа об участии, — холодно ответила ее сестра. — Я просто собираюсь вернуться домой, поэтому Николасу придется решить, кого из нас ему сопровождать.
Сколько хлопот с этой девчонкой! Выражение терпения и интереса исчезло из бирюзовых глаз Доминика. Он ждал, когда Николас скажет этой несносной мадемуазель Женевьеве, что ее желания здесь на втором месте и что у нее нет иного выбора, кроме как следовать за взрослыми в ресторан. Однако Сен-Дени вместо этого промямлил:
— Ну что ж… что ж… быть может, нам действительно следует вернуться домой, Элиза. Могут случиться неприятности, знаешь ли.
Доминик почувствовал, что его тщательно разработанный план рушится, словно карточный домик. Не мог он стоять вот так, посреди тротуара, и наблюдать за этим, как бессловесный идиот! Однако правила хорошего тона, которым Делакруа вынужден был следовать, если хотел выиграть эту партию, не позволяли ему настаивать на приглашении. Ну что же это Николас никак не сообразит, как ему помочь?
— Ладно, может быть, мне повезет в другой раз, — вежливо раскланялся Доминик, — когда у мадемуазель Женевьевы не будет столь неотложных дел. — И позволил себе добавить нотку сарказма в это замечание, давая понять, насколько удивлен тем, что капризы девчонки могут брать верх над желаниями старших.
— Мне очень жаль, что я расстраиваю ваши планы, сэр, — приняла вызов Женевьева. — Но боюсь, мои нынешние дела действительно важнее пирожных.
— Разумеется, — парировал Доминик. — Проблемы работорговли, если не ошибаюсь. Весьма необычные заботы для юной дамы, если мне позволено будет заметить.
В глазах Делакруа, встретившихся с золотисто-карим взглядом мадемуазель Женевьевы, не было и намека на тепло и понимание; если в его взгляде что-то и было, то это… «Опасность! — мгновенно возникла у Женевьевы догадка. — Делакруа — опасный человек, а глупая Элиза этого не понимает».
Между тем Доминик ровным голосом продолжал:
— Я ведь невольно оказался свидетелем вашего, столь храброго… ну, скажем, поведения там, на бирже.
К счастью, за эти несколько минут перепалки Николас наконец сообразил:
— Если уж мы не можем принять вашего приглашения, Доминик, то, наверное, могли бы сами пригласить вас. Сегодня вечером моя тетушка дает прием. Я был бы счастлив представить вас ей, если вы…
— Да, в самом деле, — встрепенулась наконец и Элиза, правда, не сумев скрыть свою радость. — Моей мачехе будет приятно оказать вам гостеприимство.
— Смею ли я надеяться, что мой визит не огорчит никого другого? — он мастерски передал интонацией ехидный намек, но эффект оказался несколько смазанным не то смешком, не то презрительным фырканьем невозможной мадемуазель Женевьевы. — Прошу прощения, мадемуазель? — обратился Доминик к ней. — Вы что-то сказали?
— Нет-нет, месье, не думаю, что могу на равных принимать участие в разговоре взрослых, поэтому мне и пытаться не следует.
Женевьева Латур с очевидной легкостью парировала его «уколы». Доминик решил, что ему еще представится т шанс схлестнуться с ней в более удобной обстановке — без посторонних, и он его не упустит. Сейчас же предпочел проигнорировать это замечание и все внимание обратил на Элизу:
— Почту за великую честь принять ваше приглашение. До вечера, мадемуазель Латур. До вечера, Николас. — Он приподнял шляпу. — Вы скорее всего уже будете спать, мадемуазель Женевьева, но я уверен, что мы еще встретимся. — И, повернувшись на каблуках, пошел прочь.
Делакруа понимал, что это была весьма скромная победа, по все же испытал некоторое удовлетворение, заметив гневный взгляд ее тигриных глаз.
— Значит, ты полагаешь, что Элен будет счастлива принять у себя такого типа, как этот Доминик? — задумчиво произнесла Женевьева, не отрывая взгляда от высокого широкоплечего мужчины, который легким широким шагом словно пожирал пространство, удаляясь от них.
— Конечно! — с несколько преувеличенным энтузиазмом заверила Элиза — Что ты вообще смыслишь в подобных вещах? Ты еще совсем ребенок.
— Может быть, — пробормотала сестра, не поддаваясь на провокацию. — Но я точно знаю, что месье Делакруа отнюдь не считается человеком респектабельным, и не думаю, что Лоренцо будет хладнокровно взирать на то, как его нареченная дарит знаки внимания человеку с подобной репутацией да еще и пожирает его глазами голодной самки. Он терпит лишь обычный флирт, но не такое.
Несмотря на лицо фарфоровой статуэтки и плавность линий фигуры, Элиза унаследовала и долю знаменитого латуровского темперамента, поэтому Николас поспешил предотвратить безобразную сцену.
— Не говори ерунду, Женевьева. Род Делакруа — один из стариннейших креольских родов. Их повсюду принимают.
— Да, но Доминика Делакруа нигде не принимают с распростертыми объятиями. — Младшая кузина отстаивала свою точку зрения со свойственными ей упрямством и пунктуальностью. — Во всяком случае, дамы… ну или по крайней мере… — Дьявольские искорки заплясали в золотистых глазах Женевьевы. — Быть может, дамы с Рэмпарт-стрит — да, но только не Элен и ее подруги.
— Ну все, хватит! — твердо объявил Николас. — Доминик Делакруа — мой друг, и этого тебе должно быть достаточно.
— Николас, помилуй! — неугомонная Женевьева с насмешливым упреком покачала головой. — Числить капера среди своих друзей! Что скажет папа?
— У твоего отца едва ли останутся какие-то слова для меня, поскольку мистер Кинг уже наверняка попотчевал его удивительной историей о твоем нынешнем выступлении на публике, — напомнил ей Николас.
Замечание, несомненно, было справедливым и на какое-то время отвлекло внимание Женевьевы:
— У мистера Кинга должен быть какой-то тайный мотив для того, чтобы продать Амелию и ребенка. Я должна докопаться, в чем тут дело, иначе он попытается это сделать еще раз. Что бы папа ни позволял себе говорить мне с глазу на глаз, не думаю, что он прилюдно примет сторону мистера Кинга. Папа посчитает это недопустимым, как ты думаешь, Элиза?