Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот лица Бориса Ефимовича телохранитель Леня рассмотреть не успел. Потому что он услышал за спиной еле уловимое движение, хотел было повернуться, рука привычно скользнула по боку, ища пистолет, – в этот момент Леня совсем забыл, что все оружие сдается при входе в клуб, и правило это обязательно для всех, – но ничего более Леонид сделать не успел.
Страшный удар в голову заставил перевернуться белоснежный потолок, кафельные стены метнулись перед глазами Леонида, а потом в лицо одним прыжком, как хищная кошка, бросился пол, остро и холодно вонзился в лоб, в нос, в надбровные дуги. Стало очень больно, но боль тут же забилась куда-то далеко – в самый тихий и незаметный уголок обрушившейся на Леонида сверху тьмы.
И он уже не слышал, как заработал кран, выливая теплую воду на руки, только что легко и непринужденно лишившие жизни двоих человек. Убийца вымыл руки, а потом в пространство туалета скользнул мелодичный смешок и тихий голос произнес:
– Наверно, вот это и называется – мочить в сортире…
* * *
Виктор Иванович Семин очень удачно провел время. Надо сказать, что он и раньше не жаловался на недостаток досуга, но сегодня ему понравилось особенно: его парни подтянули отличных девочек, которые никого не утомляли кокетством и отказами, а делали все, что от них требовалось. Виктор Иванович в очередной раз с сожалением припомнил Рейна, который сам себе портил жизнь, завязнув в «вечных семейных ценностях».
Какие такие вечные ценности? Стерва-жена, пилящая Борьку вне зависимости от того, есть ли у нее для того основания или нет? Два сопляка-сына, которые окончательно избаловались и отбились от рук? Или, быть может, Рейн не такой уж тюфяк, раз завел горничную Марту, сдобную хохлушку польского происхождения? Да нет… вряд ли. Такой удачливый, рисковый и смелый в финансовых делах, Борис Ефимыч всегда был возмутительным рохлей, болваном и лохом в плане женщин. Еще с университета. Нашел себе одну клушу, женился на ней – и доволен.
Впрочем, каждому свое…
Виктор оттолкнул от себя голую девицу, которая, кажется, окончательно возомнила, что его, Семина, мужское достоинство – это карамелька и ее можно держать во рту сколь угодно долго. Начал одеваться. Из брюк вывалилась та самая бумажка с кошачьей лапой.
Семин поморщился, но подобрал ее и снова положил в карман. Он сам не знал, что заставляло его не выкидывать этот рисунок. Он уже говорил по этому поводу со своим другом Владимиром Каллиником, делился тревогами, которые, как утверждал Владимир, выстроены на пустом месте. Ерунда. Дескать, все это – чей-то дурацкий розыгрыш. Розыгрыш… Не знаю, не знаю, думал Семин. Неизвестно, что сказал бы Каллиник, если бы ему самому прислали эту лапу, от которой – хотя Семин и не был особо чувствительным человеком – мороз драл по коже.
Каллиник… да что он об этом? Каллиник в последнее время снова связался с этим своим… родственничком. Не успел Рейн с ним развязаться, как Володя Каллиник родственничка опять взял в оборот. Нехорошо это.
«Но хватит о грустном, – подумал Семин. – Пора ехать домой. Три часа утра все-таки».
Через десять минут Виктор Иваныч уже садился в свою машину. Шофер Данила и личный телохранитель Семина смерили красноречивыми взглядами массивную фигуру шефа и переглянулись: судя по масленому блеску в их глазах, им тоже перепало от щедрот Семина.
Вопреки ожиданию его людей, он был мрачен, и это оказалось явным сюрпризом для Данилы и телохранителя Николая.
– Ну что, поехали! – прикрикнул он на Данилу, а потом, засунув руки в карманы брюк, уставился прямо перед собой неподвижным взглядом. – Включи что-нибудь послушать, чтобы тишина не висела, как топор, – добавил он. – Только не музыку.
Данила включил радио. Шли какие-то сводки новостей, сообщали курс доллара, погоду, результаты матчей чемпионата России по футболу, которые и без того были прекрасно известны всем присутствующим в салоне «Мерседеса». Потом началась криминальная хроника. Жирный бас снисходительно вещал:
«Как мы уже сообщали, вчера вечером в клубе «Пирамида» был найден мертвым известный бизнесмен, управляющий «Торо-банком» Борис Рейн…»
Челюсть Семина медленно отпала.
«…по предварительным данным, смерть наступила от асфиксии, то есть удушения. Был также убит телохранитель Рейна Леонид Кораблев…»
Виктор Иванович выругался и ударил кулаком по дверце машины так, что на той образовалась заметная вмятина. На разбитом суставе Семина выступила кровь, но он, казалось, этого и не заметил.
«…версия о заказном убийстве не отвергается. Более того, это основная гипотеза, которая…»
– Выруби! – заорал Семин и снова ударил кулаком по двери. На этот раз на ней остался кровавый след. – Выруби, мать твою!
Данила испуганно выключил радио и довольно резко повернул направо – к арке, за которой находился дом Виктора Ивановича.
Но до арки машина Семина не доехала.
По встречной полосе на приличной скорости мчалась вишневая «девятка». Казалось бы, она мало чем отличалась от обычной машины, но это была только видимость: придерживаясь за открытую дверцу рукой, параллельно «девятке» ехал человек на скейте.
Судя по тому, что он проделывал такой жуткий трюк и мчался с большой скоростью, он в совершенстве владел своим телом и чувствовал роликовую доску, как если бы она была естественным продолжением его тела.
Примерно в пятидесяти-шестидесяти метрах от семинского «Мерседеса» «девятка» начала снижать скорость. Данила, который был шокирован известием о гибели Рейна и тем впечатлением, какое произвело это известие на Виктора Иваныча, широко раскрыл глаза и выговорил:
– Ты глянь, что вытворяет!
«Девятка» не доехала до «мерса» метров тридцати; она повернула в сторону, противоположную арке, в которую собирался ехать Данила, и скейтбордист, отпустив дверцу машины, вылетел на полосу движения как камень, выпущенный из пращи.
Сидящие в салоне «Мерседеса» и глазом моргнуть не успели, как человек на роликовой доске поравнялся с ними и в его руках сверкнуло что-то металлическое.
В следующую секунду длинная очередь прошила навылет салон семинской машины. Виктор Иваныч гортанно вскрикнул, когда несколько пуль угодили ему в плечо и шею, но потом сразу две пули попали в голову, и Семина отшвырнуло к левой дверце.
Он ударился затылком о прошитое пулями стекло и сполз вниз.
Завизжали тормоза: это Данила, раненный в руку и в бок, пытался остановить машину. Ему это почти удалось, но как раз в этот момент убийца, описав круг радиусом никак не менее полусотни метров, оказался со стороны водителя и дал еще одну очередь.
«Мерседес» завизжал лакированным боком по бордюру и плавно въехал в стену дома, отклонившись от арки на какие-то полтора метра.