Рынок. Бетонный домик, тут что-то конторы, длинные ряды торговых мест, покрытые где шифером где профнастилом. Вторая часть рынка — это просто стоящие табуном машины, в основном китайские и старые советские Зилки, с них торгуют овцами, козами, курами, ворованным рисом в мешках ЮНИСЕФ, какими-то китайскими суповыми пакетами, про которые слышно, что там одна химия. Те, кто приходит из Афганистана — располагаются поодаль, торгуют прямо с земли — у большинства из них постоянного места тут нет, но их и не прогоняют, как прогнали бы у нас.

Стукаю по груди — там плита скрытого кэрриера, шестой класс. Там же — заткнуты магазины. В сумке — пидорке — семнадцатизарядная копия Зиг-Зауэра 226 под патрон ТТ. Раньше у меня была пакистанская копия, но теперь я купил китайскую, под тот же патрон. Она качественнее и магазин вмещает на три патрона больше. Всего магазинов у меня девять, один в пистолете и восемь — рассованы по разным местам. На четыре часа скоротечного боя, как говаривал один сирийский рафик[4]. Еще один пистолет, чешский ВАСП в кобуру в рукаве и две гранаты РГД-5 — по карманам. В обоих пистолетах патрон дослан в патронник.

Ну, Аллаху Акбар.

— Все, я двинулся.

— Мои действия?

— Оставайся в машине. Сделай рожу попроще, не выходи. Только если стрельба начнется. Тогда выходи, конечно.

— Где примерно вы будете?

— Думаю, вон в той стороне.

Денис подчиняется. Ему тяжело, конечно. Он привык к армейским порядкам, ему трудно смириться с мыслью, что хотя он и подполковник, для меня он никто, курсант. Пройдет немало времени, прежде чем он научится делать намаз, носить арабскую одежду и говорить на нескольких языках. Он и сейчас многое умеет. Но его сегодняшние умения в Игре — ничего не значат…

Я — закрываю машину, делаю два шага — и с головой погружаюсь в атмосферу азиатского рынка. Я был здесь несколько лет назад, торговался за комплект одежды пуштуна, перед тем как нелегально перейти афганскую границу…

Афган…

Афган здесь везде. Афган — это ослики вместо машин, это старики с бородами, живыми любознательными глазами в плоских пуштунских шапочках — они привычно сидят на корточках и могут так сидеть целый день. Афганские торговцы — привезли на продажу бараньи шкуры и изделия из них, мясо, травы, военную форму и ботинки, из-под полы — оружие и героин. Отсюда — они повезут посуду, велосипеды, тачки, лопаты, удобрения, ткани, кое-какую одежду. Все как всегда. Все, как и сто лет назад, на границе империй.

Кроме гражданских афганцев — встречаются и военные. Их легко отличить по форме — афганская военная форма, отлично подходит для гор. Еще у них коротко подстриженные, окладистые бороды и противосолнечные очки. Автоматов у них нет, автоматы они оставляют в машинах — но пистолет у каждого в кобуре. В Афганистане нельзя без оружия. Здесь они сопровождают своих командиров, пока те встречаются с местными и договариваются о продаже конфискованных партий наркотиков.

Сэ ля ви…

Этот базар — может быть экзотикой, но не для меня, мне здесь все близко все знакомо. Я могу поторговаться за ту козу или вон за те ботинки. Я могу сесть вместе со стариками и степенно поговорить с ними за беспредел на дорогах или цены на афганский героин у разных оптовиков. Я все это знаю, и меня примут за своего, по крайней мере, на первых порах. Но мне не нужно знать за беспредел на дорогах и ценах на героин. Я пришел на встречу с агентом. Точнее, с курьером, которого он пришлет.

Моего агента зовут Мирза, он этнический узбек. Судьба у него сложная, он побывал и в отрядах Талибана, и в афганской полиции и шайтан знает, где еще. Предки у него были, как и у всех узбеков в Афганистане — с территории бывшего СССР, прапрадед — был известный басмач, Мирза говорил, что в СССР его даже объявляли вне закона[5] за многочисленные убийства коммунистов, учителей и врачей. Его прадед и дед — захватили и мирной жизни. Только если большинство узбеков поселились на севере Афганистана — то эти дошли до Кандагара, до самого афганского юга. Держали там чайхану, как и все узбеки — преуспевали. В войне с Советской армией не участвовали, хотя кто-то из родственников — ушел в душманы. Просто пытались держаться от всего от этого подальше.

В восемнадцать лет — Мирза вступил в организацию Талибан. Он рассказывал мне об этом, и я понимал, почему он вступил — я бы тоже вступил, наверное. Советские ушли, власть рухнула, Афганистан был больше никому не нужен. Милицейские и военные подразделения со всем вооружением стали бандами и принялись сражаться с бывшими моджахедами за контроль над торговлей наркотиками и рэкетом. Каждый творил что хотел — выставлял блок-посты на дорогах и требовал выкуп, похищал людей, убивал. Талибы — несли с собой пусть жестокий, но порядок, пусть безумные — но правила. И они несли с собой единство страны. Надо помнить, что Талибан за два года прошел путь от пустого места до хозяина большей части страны. Не просто так люди в него вступали. Просто никто другой — единство Афганистана обеспечить был не способен.

После того, как пришли американцы — Мирзе посчастливилось избегнуть обстрелов и бомбардировок и даже поимки. Он вернулся в Кандагар, спрятал автомат и спокойно ждал, пока все закончится. А потом, когда пришли американцы — откопал автомат и записался в национальную армию…

Те годы — Мирза вспоминал как лучшие годы своей жизни. Американцы — дали ему новый автомат, бронежилет и ботинки, тех денег, которые ему платили, хватило, чтобы заплатить калым и жениться, жена — родила ему сразу двойню. Отец — вел бизнес, а поскольку его сын был военным — с него опасались требовать дань, рэкетиры обходили его дукан стороной. Он даже купил подержанную Тойоту машины у него никогда не было. Конечно, они рисковали — но не больше, чем в рядах Талибана, где не было даже службы медицинской помощи.

Все закончилось тогда, когда на военный парад Мирза, уже капитан вооруженных сил Афганистана, командир роты разведки — пригласил свою семью. Там был заместитель губернатора и ему очень приглянулся… восьмилетний сын Мирзы. Сразу же к нему — подошли и предложили продать сына в гарем.

Надо сказать, что в Кандагаре — подобное было сплошь и рядом, прохаживаясь по городу — то и дело натыкаешься на парочки, состоящие из мальчика, которому еще и четырнадцати лет, и взрослого бородача. Но Мирза — понимал, что это ненормально. Он понимал, что если он откажется продать сына — то рано или поздно люди заместителя губернатора, который, как и сам Мирза раньше был боевиком Талибана — ребенка похитят. Мирза — собрал свою семью и бежал в соседний Иран. И там — его, конечно же, нашла иранская полиция.

Надо сказать, что беженцев из Афганистана — в Иране полно. Особенно, из числа национальных меньшинств. В Афганистане — к национальным меньшинствам относятся плохо, пуштуны — никого не любят, они и друг друга то готовы убивать из-за каких-то счетов давностью лет этак в двести. Беженцев в Иран прибывает много, сам Иран не знает, что с ними делать, решение принимается разное, в зависимости от обстоятельств. Мирза — на собеседовании в полиции честно сказал о том, что воевал в составе афганской армии, дорос до командира разведроты и его готовили американцы. Вероятно, кто-то из полицейских — был еще и стражем: через несколько дней Мирза разговаривал совсем с другими людьми…