глаза резать начинает. Никто долго не выдерживает. Не то специально, не то особенность организма такая.

Воронов откинулся на спинку стула, внимательно посмотрел на абсолютно серьёзного участкового, потом оценил деревенский юмор и расхохотался:

— Классно! — отсмеявшись, заметил он, — помечу себе, что этот ваш Дерзун — новое биологическое оружие.

Степан кисло улыбнулся в ответ, потом продолжил:

— Славик Мозгляков и его друг, Иван Сырников — оба двадцати трёх лет, живут в городе и сюда приехали к матери Славы, погостить. О них знаю, что блогеры. Убийства начались после их приезда. Этот Иван успел здесь со многими перессориться, в том числе, с географом и зоотехником. Вкратце так. С кого начнём?

— Давай с этой Семёновны и пойдём, — решил следователь, подхватывая блокнот с ручкой, — не под протокол, а для ознакомления, так сказать.

Они неторопливо шли по деревенской улице, под аккомпанемент куриного кудахтанья и задиристых петушиных криков. Анисимов, как обычно дымил, и некурящий следователь с досадой подумал, что для такой спортивной фигуры участковый слишком много курит. И действительно — глядя на почти двухметровую груду мышц можно было подумать, что человек не отходит от спортивных снарядов, а не бесконечно смолит.

Воронов увидел красивый двухэтажный дом с резными ставнями и балконом — настоящее произведение искусства. Здание опоясывал ухоженный сад с плодоносящими яблонями, грушами. Возле дома цветущий палисадник. Всё чисто, аккуратно и удивительно гармонично. Следователь даже немного оробел от такого великолепия. А когда пришёл в себя — увидел направленные на себя чёрные глаза стройной женщины, стоящей напротив. В очередной раз испытав шок, Валерий подумал, что красотке никак не пятьдесят.

Женщина с длинными чёрными волосами была одета в вызывающе короткие джинсовые шорты, открывающие обозрению стройные загорелые ноги, белую майку, обтягивающую высокую грудь и кокетливые босоножки. Воронов настолько настроился на «Семёновну»: в его понимании непременно полную, кряжистую деревенскую бабку, что сейчас пребывал в ауте. С трудом вспомнил имя женщины.

— Здравствуйте! Руфина Семёновна Лазарева? — не своим, внезапно осипшим голосом осведомился он и откашлялся.

— И вам не хворать! — насмешливо сверкнула глазами женщина. — Она самая! А вы следователь, как я понимаю?

Валерий представился, достав из кармана удостоверение.

— Привет, Семёновна! Мы к тебе зайдём? Разговор есть, — раздался за спиной голос Анисимова, о котором Валерий совсем забыл.

— Заходите! — Женщина прошла вперёд, грациозно покачивая бёдрами.

Воронов подумал, что со спины он дал бы ей все двадцать. Ай да Семёновна!

В доме было так же уютно, как во дворе и Воронов поймал себя на мысли, что в таком доме он согласился бы жить даже если бы строение находилось в Старом Болоте. Вместе с Соней, разумеется. Он даже на некоторое время выпал из реальности, мысленно представив улыбающуюся Соню в фартуке с вышитыми петушками возле чистенькой плиты.

— Садитесь, — Руфина показала на стулья, стоящие вокруг круглого стола.

Воронов покорно опустился на мягкое сиденье, а участковый остался стоять.

— Расскажи-ка нам, Руфина Семёновна, что вы не поделили с Герасимом? — без лишних предисловий спросил Степан.

— А ничего! — женщина отвечала участковому, а смотрела с вызовом на Воронова, — бессовестная гнида он был, вот что! Марусю мою уходил насмерть! А всего-то и надо было таблетку от непроходимости кишечника дать! Какой он к чертям зоотехник? Ветеринар?!

— Марусю? — непонимающе посмотрел следователь.

— Козу мою, — раздувая ноздри, пояснила женщина, — ну я ему и сказала всё, как есть. Что он сам козёл редкостный и за Марусю гореть ему в аду!

Руфина явно накручивала себя с каждым словом. Глаза загорелись мрачным огнём, тонкие ноздри раздувались. Руки привычно упёрлись в бока.

— А где вы были… — начал Воронов, но договорить не успел.

— Не убивала я этого гада, хотя руки чесались! Вот прямо как сейчас! А что?! Думаете, врут люди и нет у меня никакой силы? А вот и есть! Напакостить могу, и вам в том числе! И нечего меня пугать! А то ходил тут один тоже, всё властью пугал! — в зрачках Руфины заплясали весёлые чертенята, совсем как в его сне. Воронов посмотрел на стол, ожидая, что маленькие существа попадают вниз и запрыгают по его поверхности.

— Руфина Семёновна, — подал голос Степан, но женщина визгливо расхохоталась.

— Ходил тут один, домогался, — пояснила она свой смех, — потом набросился, силой взять собирался. Пришлось свой талант применить. Говорят, он теперь мужскую силу потерял.

Она смотрела прямо на медленно пунцовеющего Воронова. Он мог бы поклясться, что ясно видел, как в её глазах прыгали и строили рожицы чертенята.

— Руфина Семёновна! — повысил голос участковый и следователь подивился перемене, произошедшей с парнем.

Деревенский простачок испарился, а на его месте появился неглупый и очень опасный человек. Взгляд Степана источал жёсткость, такую непривычную на его улыбчивом лице, скулы и губы затвердели в холодной серьёзности.

— Вы, Руфина Семёновна, с представителями власти разговариваете. Не стоит угрожать, — слова, брошенные участковым спокойно и веско, как будто надолго повисли в воздухе каменными буквами, а потом рассыпались в прах.

Руфина поджала пухлые губы. Чертенята в глазах тоже обиженно скуксились и растворились в непроглядной черноте.

— Итак, продолжим. Что вы делали в четверг, десятого августа с двадцати трёх до часу ночи? — Воронов пристально смотрел на Семёновну.

Она погрустнела и сдулась, азарт испарился и теперь перед ним была усталая, немолодая женщина.

— Дома была… Лежала весь вечер с огурцами… — встретив выразительный взгляд участкового, она чуть нахмурилась и закончила, — на лице. Маску делала из огурцов. Молодость и хорошая кожа — это не результат колдовства, а постоянная работа над собой.

Она с грохотом отодвинула стул и села, ссутулилась, как-то резко постарев.

— Не убивала я его, — грустно произнесла Руфина, — я ж понимаю, что меня подозревают. Но даже не собиралась. Животное жалко, да только где коза, а где человек. Я же не совсем дура.

Следователь с участковым не стали задерживаться. Валерий и до этого почти не сомневался в невиновности женщины, а теперь был уверен.

— Я же говорил, она не при чём, — Анисимов посмотрел на следователя с вернувшимся глуповатым выражением лица. Но Воронов уже понял, что участковый совсем непрост.

— Да ты, прав, безусловно, — следователь убрал блокнот в нагрудный карман пиджака, — руки, ноги она бы переломать физически вряд ли смогла. Да и повесить мужика почти в два раза больше себя — тоже.

— Да я же говорил. А Шарик своё: «Ведьма — она и есть ведьма, она и убила Геру», — участковый вдруг осёкся.

Путём нехитрого сопоставления фраз, следователь понял, что «ходил один, властью пугал», а потом лишился мужской силы скорее всего не кто иной, как Круглов-Шарик. Тогда