Наша работа в Дауни была сделана лишь наполовину, когда лишенный эмоций голос одного из техников прохрипел в наши гарнитуры: «Мы намерены сейчас же прервать испытания и извлечь вас, ребята».

Прервать? Мы издали стон непонимания. В таких испытаниях всегда возникали проблемы, и тогда давались задержки, а часы останавливали на то время, пока что-то проверяли. Мы спокойно сидели и работали над другими вопросами, пока специалисты разбираются с проблемой. На это могли уйти несколько минут или часов, но таковы особенности нашей работы.

Но задержка – это одно, а прервать испытания – совсем другое. Никто, и в особенности экипаж, не хотел останавливать тест до того, как он будет завершен, потому что тогда все это придется повторить снова, и мы можем потратить на это все выходные. Ну и кроме того, сброс вакуума из камеры, открытие этого чертова хитроумного люка и выход наружу в скафандрах были непростыми операциями.

«Зачем?» – рявкнул Том. Мы вовсе не хотели вылезать. Мы бы предпочли «повисеть», закончить задание и улететь домой. После нескольких часов работы проблем, казалось, становилось больше, а не меньше, но терпение никогда не числилось среди добродетелей астронавтов.

«Тома просят к телефону, это важно», – ответили нам. Вот это уже совсем странно. Во время испытаний мы никогда не отвечали на звонки, какими бы важными они ни были. Тем не менее мы услышали, как воздух начал поступать в объем камеры.

«Кто спрашивает? – настаивал Том. – Скажите, что я перезвоню». «Нет, – отвечал голос. – Нам сказали, что вы должны ответить немедленно». Через несколько минут техники откроют люк и помогут нам выйти.

Я начал отстыковывать воздуховоды, а мой мозг просчитывал возможности. Наверное, что-нибудь изменилось. В космической программе всегда что-то менялось. Быть может, нас назначили в полет с посадкой на Луну. Почему бы и нет? Мы вместе провели в космосе больше часов, чем любой другой экипаж, и мы уже являемся официальными дублерами на следующий полет «Аполлона». Но телефонный звонок о чем-то в этом роде мог подождать. Случилось что-то очень важное.

Черт побери, быть может, наш экипаж поставили на первый полет с посадкой на Луну. Или же стал явью наш худший кошмар, и к Луне летят русские. Был единственный раз, когда я слышал столь неопределенные слова – в день, когда мы потеряли двух астронавтов в авиакатастрофе как раз перед полетом «Джемини-9». Но об этом я предпочел промолчать.

Я бросил взгляд на Тома, которого мы постоянно подначивали на тему политической карьеры. «Наверное, это глава вашей предвыборной кампании, сенатор», – сказал я. «А быть может, звонит президент», – сострил Джон. Том был вне себя из-за остановки испытаний и дал понять, что ему не смешно.

Потребовалось около 15 минут, чтобы нас вытащили через люк, как сардин из банки. Мы с Джоном начали растягивать болевшие мышцы, двигаясь к дежурной комнате, а Том выхватил телефонную трубку у техника, ожидающего рядом с командным модулем. Мы не стали снимать скафандры – быть может, придется вернуться к работе, а снять космический скафандр не проще, чем вылезти из спортивного обмундирования. Мы с Джоном расслабились в первый раз за весь день, потягивая горячий кофе и беседуя о том, сможем ли мы вернуться домой раньше обычного, или же нам придется остаться в Калифорнии и завтра начать весь тест сначала.

Том подошел через пять минут, лицо его было белее мела. У нас с ним бывали мгновения, когда волосы вставали дыбом, и я знал, что этот человек абсолютно непрошибаем и всегда контролирует себя. Таким я не видел его никогда. Мы не успели даже спросить, что стряслось, когда он поднял на нас глаза и произнес дрожащим голосом: «На старте был пожар».

Мы с Джоном обменялись короткими взглядами. Пожар на старте? Что это значит?

«Ребята в порядке?»

Стаффорд покачал головой. «Они погибли, – сказал он. – Гас, Эд и Роджер мертвы».

Вертолет компании North American доставил нас в аэропорт Лос-Анджелеса, откуда мы, не озаботившись особо предполетным осмотром, поднялись в воздух на двух T-38. Мы с Томом летели ведущими, а Джон шел ведомым. Мы не знали ничего помимо того, что услышали на заводе в Дауни. «Том, что они сказали тебе?» – спросил я по интеркому, когда мы неслись сквозь вечернее небо, и на смену берегу океана с распластавшимся Лос-Анджелесом пришли обширные и необитаемые пустыни Калифорнии, Аризоны и Нью-Мексико. Сзади нас садилось солнце, небо впереди темнело. Внизу мерцали огни – ночь накрывала городки в пустыне. Том попытался вспомнить точные слова, ища какой-нибудь намек, какой-то смысл в лаконичном сообщении, полученном им. Всё, что он знал и мог сказать мне, – наши ребята погибли. Пожар на старте. До сих пор такого невозможно было себе представить.

Через час и двадцать минут мы сели в Эль-Пасо, где дозаправились и полетели дальше почти со скоростью звука на высоте 13 700 метров, в каменном молчании. Нам было трудно сказать хоть что-нибудь. Делалось скверно на душе от того, как они умерли. В программе уже погибали люди, но они разбились на самолетах. Разумеется, все понимали, что рано или поздно астронавт может погибнуть в космосе. Но никогда нам не приходило в голову, что мы можем потерять кого-то в космическом корабле на Земле. Мы – пилоты, мы осознанно принимаем риск, мы полагаемся на свою подготовку и чувствуем себя уверенно, взбираясь в кабину нового самолета. И если мне на этой работе суждено получить серьезные неприятности на свою задницу, я бы предпочел столкнуться с ними в полете, а не сидя беспомощно на стартовой площадке и ожидая, как произойдет что-нибудь скверное!

Этим троим не довелось запустить двигатели своей огромной ракеты. Черт побери, она даже не была заправлена! Если бы она взорвалась после старта, они бы всё равно погибли, но эта трагедия, возможно, оказалась бы немного более переносимой. Гас, Эд, Роджер и все остальные решили стать астронавтами, чтобы использовать свой шанс полететь на Луну, а не умереть сидя на старте. Дайте мне ситуацию, на которую надо реагировать, принимать решение, правильное или нет, но дайте мне возможность побороться – и как раз такой возможности им не досталось. Мы всегда знали, что нам угрожает множество неизвестных проблем, но пожар на старте? Это напрасная потеря, и к такому мы не были готовы.

Я искал, на что направить свой гнев. Я не мог никого обвинить, потому что не знал в точности, что произошло, да и толку в поиске виновного не было. Они мертвы.

Свечение Сан-Антонио сошло на нет у нас за спиной, яркие огни Хьюстона появились на ночном горизонте. Мы начали снижение.

Роджер Чаффи поступил на летную службу после обучения на стипендию ВМС в Университете Пёрдью на год позже меня, и в первое время мы почти не были знакомы. Но когда мы оба оказались среди 14 астронавтов, имена которых объявили в октябре 1963 г., наши жизни переплелись. Это отражалось хотя бы в списке наших имен, если нигде более: в порядке английского алфавита его фамилия Chaffee стояла сразу после моей Cernan. На официальном снимке нашего набора и во многих других случаях он всегда оказывался рядом со мной.