Первые астронавты по природе своей должны были обладать отвагой и самоуверенностью, потому что невозможно усесться в парусиновое кресло на верхушке монструозной ракеты и с готовностью, более того – с нетерпением ожидать старта на ней в космос, не имея полной уверенности в себе и своих способностях. Не мешала и некоторая доля гордыни: «Я могу сделать всё!» Мы были пропитаны духом соперничества во всем – и когда гоняли на наших «корветтах» по Мысу, и когда устраивали изысканные розыгрыши, и когда рассекали в небесах на T-38, превращая обычный тренировочный вылет в воздушную схватку.

Возвышаться над нами мог бы лишь человек особого рода, и Вернер фон Браун как раз и был таким. Американская публика считала нас блистательными и отважными героями, но в присутствии герра доктора мы оказывались школьниками с мечтой о полете в космос. Да, мы были хороши, но он – великолепен, человек, создававший эти прекрасные ракеты, которые понесут нас к Луне. Мы отдавали делу свои тела, а он – мозг.

Однажды вечером в хьюстонском ресторане, где он собрал четырех астронавтов-новичков, из которых никто еще не летал, я осознал, что этот крупный немец – красивый почти как кинозвезда, с густыми темными волосами, аккуратно уложенными на одну сторону, и с горящими глазами истинно верующего – намного больше, чем просто ученый. Он был визионером и философом, можно сказать, Жюлем Верном наших дней, способным проникать взором в будущее. Германские ученые обычно ассоциировались с прямым углом: инженеры и техники, которые стремились к абсолютному совершенству во всех вопросах. Фон Браун шел много дальше – в мир идей, где нет прямых линий и нет преград, и он считал сухие формулы необходимыми только в той степени, в какой они могут удовлетворить его страсть к космическим путешествиям. Он был инженером высшей пробы, но одновременно и мечтателем, то есть именно тем, в ком нуждалась космическая программа. Он уходил далеко вперед от событий настоящего момента. Как своего рода алхимик, фон Браун мог превратить научную фантастику в научный факт.

Он наклонился вперед, поставив локти на тугую белую скатерть, и обратил к нам повелительный взгляд и уверенные слова. Не беспокойтесь о том, как попасть на Луну, сказал он, словно это было простое житейское дело. Своей большой рукой он как бы смахнул в сторону проблемы, которые отнимали так много времени, усилий и денег, но в действительности являлись лишь набором технических вопросов, которые все равно будут решены. Идеи исходили от него и накрывали нас.

Мои товарищи, занятые обсуждением одного из предсказаний фон Брауна, внезапно отошли на второй план, когда он обратил свой пронзительный взгляд на меня. «А теперь твой черед, Джин, – произнес он, – тебе предстоит пронести эту мечту». Наверно, я поперхнулся от изумления, потому что он рассмеялся: «Ты должен стать одним из первопроходцев, и я завидую тебе».

Я посмотрел на него с недоверием, спрашивая себя, кто этот человек – настоящий гений или настоящий сумасшедший? Он, директор Центра космических полетов имени Маршалла, завидует мне? Однако это было логично. Я готовился к тому, чтобы в конечном итоге полететь на Луну на его гигантской ракете «Сатурн V», а он если и испытывал что-то похожее, то только в детстве, когда прикрепил несколько петард к машинке, поджег их и отправил автомобильчик в безумную поездку. Фон Брауну предстояло достичь своей мечты лишь опосредованно, через наши путешествия в космос.

Он подрегулировал кресло и дотянулся до небольшого предмета в центре стола. «По-настоящему важно то, что вы сделаете, когда доберетесь до Луны, – сказал он и пояснил, что мало просто взлететь, совершить посадку и вернуться домой: – Ведь Линдберг не для того перелетел Атлантический океан, чтобы добраться до Парижа». Настоящая исследовательская экспедиция должна расширять Вселенную знаний, и это работа, у которой нет конца.

Фон Браун слегка подтолкнул серебристую солонку, как будто это была игрушка. «Джин, тебе потребуется мобильность. Мы сделаем автомобиль». Он видел в своем воображении, как мы покидаем лунный посадочный модуль, выходим наружу и исследуем неизведанный неземной ландшафт.

Поскольку я пребывал в состоянии почтительного благоговения, я не ответил: «Что-что, Вернер, автомобиль? Да ну тебя. Мы с трудом выводим космический корабль на околоземную орбиту, чтобы отработать базовую технологию стыковки, а ты говоришь, что я буду преодолевать кратеры на лунном багги?» Я не мог себе этого представить. Но я ничего не сказал, и хорошо, что я не раскрыл рот, потому что на «Аполлоне-17» мне представилась возможность сделать как раз то, что предсказал фон Браун, – вести лунный ровер в увеселительную прогулку на многие мили от моего космического корабля.

Я имел своеобразную связь с работами фон Брауна почти с самого рождения 14 марта 1934 года в больнице Св. Антония в Чикаго. В раннем детстве моя старшая сестра Долорес удерживала меня в повиновении, постоянно нашептывая, что я должен быть хорошим мальчиком, потому что на самом деле я не являюсь членом семьи – она, мол, просто пошла к Святому Антонию и купила меня у монашек за пару долларов.

Тот факт, что Эндрю Джордж Сернан и его жена Роза произвели на свет второго ребенка, не был замечен никем, кроме членов семейства и соседей, живущих рядом с нами в чикагском пригороде Бродвью. В этот год на слуху были другие дети. В мае на небольшой ферме в Каллендере (Онтарио, Канада) появилась знаменитая пятерка девочек-близняшек Дионн. Еще через несколько месяцев плотник-иммигрант по имени Бруно Ричард Хауптманн был арестован за похищение и убийство маленького ребенка пионера авиации Чарлза Линдберга. Ну и я определенно не стал крупнейшим событием этого лета в родном городке, ведь в моем свидетельстве о рождении не говорилось, что его новорожденный обладатель станет последним человеком, прошедшим по Луне. Отнюдь нет: заголовки газет достались гангстеру Джону Диллинджеру, которого предала Женщина-в-Красном и которого застрелили агенты ФБР при выходе из городского кинотеатра.

Мало печаталось тогда и о событиях в Европе, где собирались зловещие облака, которые вскоре бросят тень на весь земной шар. В этом году Адольф Гитлер истребил своих соперников в нацистской партии и присвоил себе титул, от которого содрогнется весь мир, – фюрер.

В это же самое время в Германии существовала уникальная группа ученых-ракетчиков. Их эксперименты стоили дорого, слишком много для небольших частных фондов, спонсирующих тайные исследования. Однако свою помощь предложили немецкие генералы – финансирование, полную поддержку и секретное место для работы. Наивные ученые приняли сделку, считая Гитлера глупцом, который вскоре сойдет со сцены. Фон Браун был прав во многих делах, но он чудовищно ошибся в отношении Гитлера, которого вовсе не заботило исследование космоса. Ученых собрали в программу, которая стала частью военных усилий Германии, и их революционные ракеты V-1 и V-2[11], оснащенные боеголовками со взрывчаткой, посыпались дождем на Англию.