Протягивает руку, ее ладошка вся в мелких царапинах. Правильно, она когда упала, в асфальт ими уперлась. В машине есть салфетки с антисептиком, надо обработать.

— Садись в машину, я тебя отвезу.

— Спасибо, я дойду сама. Осталось недалеко.

Да, если не хромать, наверное, недалеко.

— Садись, говорю.

— Я дольше буду к машине идти, — продолжает упрямо протестовать.

И правда, дольше. Препираться мы будем дольше. Подхватываю Машу на руки, она негромко вскрикивает: «Никита!» — и у меня по спине пробегает дрожь, когда я слышу свое имя. Как же кайфово у нее получается!

Несу Машу к машине. Она молчит, у меня сердце где-то в спине прыгает.

Осторожно усаживаю ее на сиденье, падаю за руль и все-таки решаюсь.

— Маш, можно тебя попросить? Сними капюшон. И очки…

Она медлит, явно раздумывая, а потом тянет капюшон вниз. Шелковый водопад рассыпался по плечам, и у меня захватывает дух. Сам снимаю с нее очки — осторожно, чтобы они не треснули в моих руках. И замираю.

Глава 2

Два месяца спустя

Маша

Яркое солнце слепит глаза, и они быстро слезятся. Снимаю очки, протираю бумажным платком и глаза, и стекла.

— Что, мажоры сильно достают? — спрашиваю стоящую позади Алину. Шепотом. Не хочется, чтобы нас дергали за болтовню.

— Ну как достают... — отвечает моя новая подруга. — У нас же борьба с буллингом, так что открыто никто не прессует. Но… В общем, все сложно.

Пожимаю плечами. У меня с мажорами все просто. Я их ненавижу.

Те три ублюдка, которые надругались над моей мамой, тоже были мажорами. Избалованными сынками богатых родителей.

«Золотая» молодежь.

Набирается полный рот слюны, хочется сплюнуть, но вокруг слишком много народу.

Мой новый «11-Б» стоит на противоположной стороне как раз спиной к солнцу. Можно перейти и встать возле них, все равно после линейки придется тащиться в класс. Но я, как могу, оттягиваю знакомство с будущими одноклассниками.

Стою на месте. Мне его отсюда хорошо видно, и от этого сердце колотится в груди как ненормальное. Он выделяется среди остальных, потому что это самый красивый парень, которого я когда-нибудь встречала.

Никита Топольский. Он учится здесь, в этом лицее, в «11-Б» классе.

Мы с Никитой не должны были встретиться, никогда. Но два месяца назад он чуть не сбил меня на своей машине, когда я решила срезать круг и пошла через дворы.

Теперь не проходит и дня, чтобы я не вспомнила Никиту Топольского. Только мне нельзя о нем думать. Он сын чудовища. Монстра.

Его отец, Андрей Топольский — один из тех подонков, которые сломали жизнь моей матери. И мне.

Идет торжественная линейка, классы выстроены по периметру перед зданием лицея. «Сотого», самого престижного в столице. Как здесь любят говорить, элитного.

— Дорогие лицеисты, дорогие родители, дорогие коллеги! Сегодня не просто первый день нового учебного года. Сегодня настоящий праздник большой и дружной семьи. Из года в год наш лицей открывает двери для самых достойных и одаренных детей. Будущей интеллектуальной элиты нашей страны! — директор лицея, высокая тетка с идеально уложенной прической, искренне верит в то, что говорит.

Никита с серьезным видом слушает директрису или делает вид, что слушает. Сбоку к нему прилипла девушка — похоже, они вместе. Меня он не видит, я прячусь за головами и смотрю на него. Крепко сцепляю пальцы, облизываю пересохшую губу.

Отсюда вообще всех хорошо видно. Всю мою новую «семью».

— Ага! Точно, она самая. Семейка, — шепчет из-за плеча Алька. — Симпсоны, блин...

— А если их игнорить? — шепчу ей, не оборачиваясь. — Не вестись на провокации. Ты пробовала?

— Конечно, пробовала, — хмыкает Алина. — Рили, это бесполезно. Если элитные захотят, найдут любой повод придолбаться. Но это все фигня, главное, не попасть в Игру.

— В игру? — переспрашиваю с интересом. — Какую еще игру?

— Да никакую, забей, — спохватившись, машет рукой. В голосе беспокойство.

— Уже забила, — киваю.

С семьей и правда перебор. Я как раз насмотрелась перед линейкой и уже успела проникнуться. Достойных и одаренных детей в лицей привезли водители с охраной. От машин они шли как боги.

В этом семействе наследных принцев и принцесс я тяну максимум на незаконнорожденную дочь конюха и поломойки. Как и остальные ауты*.

Ауты — это мы с Алькой. Так «элитные» называют тех, кто учится по льготе. Могли бы сразу назвать дном, но, видимо, не позволяют остатки совести.

Мама Альки работает в бухгалтерии, для детей сотрудников в лицее действует льгота. Полная стоимость обучения зашкаливает, поэтому моя мама тоже вцепилась в эту льготу.

— Вон там, видишь, двое с краю стоят? Это Макс Каменский и Севка Голик, тоже ауты, — сбивчиво шепчет в самое ухо Алька.

Всего нас, аутов, в «11-Б» классе четверо. Я, Алька, Макс и Сева. Макс спортсмен, Севка задрот**. Макс — чемпион среди юниоров по вольной борьбе, его взяли по государственной квоте. Севка — сын профессора, друга владельцев лицея. Все это я узнаю от Алины.

С ней меня познакомила мама, и на линейке мы остались стоять возле трибуны. Алька, как и я, не спешит встречаться с одноклассниками, хоть учится с ними с восьмого класса.

— Сто раз говорила матери, переведи меня в обычную школу, — снова шепчет Алина на ухо, — а она мне: «Ты не понимаешь! Тут такоо-ой уровень!»

То же самое я слышала от мамы, когда она начинала уговаривать меня на «сотку». И каждый раз это заканчивалось ссорой. Пока один разговор все не изменил.

— Ты неправа, Мышка, они такие же дети как все. Как все люди. Есть хорошие, есть плохие, — попыталась доказать мама. — Независимо от толщины кошелька их родителей.

— Да? Серьезно? — я не могла успокоиться. — Ты забыла, что такие вот люди с тобой сделали?

— Нет, не забыла, — мама побледнела, и мне стало стыдно. — Только дело не в том, что они были из влиятельных семей, Машунь. Они сами по себе оказались мерзавцами. И я тоже во многом виновата.

— Ты? Что ты такое говоришь, мама!

— Да, виновата, — упрямо повторила она, — мне не следовало соглашаться на продолжение вечеринки, как Катя меня ни уговаривала. Даже твой папа сказал, что