– Вы, гражданин Привольнов, кем доводились убитой? – Следователь буравил глазками-бусинками посетителя.

– Муж, – заявил Жорик, тут же поправился: – Бывший муж, – и сбивчиво стал объяснять: – Ну… мы уж года два как не жили вместе. Но официально не были разведены.

Викулов качнул своей медвежьей головой.

– Я понял. – Он подался вперед, положил локти на стол и, сцепив руки в замок, подпер ими подбородок. – Что вам сказать, Георгий Петрович, – изрек он соответствующим печальному событию грустным тоном. – Примите мои соболезнования. В настоящее время по факту убийства вашей бывшей супруги ведется расследование. К сожалению, пока никаких результатов по нему в интересах следствия сообщить не могу.

– Я понимаю, товарищ следователь, – кивнул Привольнов. – Но не могли бы вы хотя бы в общих чертах рассказать, что произошло? Я нездешний. В Москве знакомых у меня нет, а потому, кроме как в милиции, узнать о подробностях убийства Наташи мне не у кого.

Следователь потер подбородок, сложил руки на столе.

– Что вам рассказать-то, – произнес он раздумчиво. – Убили вашу бывшую жену зверски. Смаковать подробности убийства не буду, чтобы еще больше не травмировать вас. Скажу только, что убийца, которому хозяйка квартиры, по-видимому, сама открыла дверь, с ходу ударил женщину ножом в область груди. Затем нанес несколько ударов в шею. Потом преступник перевернул квартиру вверх дном, что-то разыскивая. После чего отмыл в ванной от крови руки и покинул квартиру. По горячим следам убийцу найти не удалось.

Как бы ни хотел не травмировать своим рассказом Жорика следователь, ему это не удалось. Привольнов живо представил себе истекающую кровью Наташу, ее молящий о пощаде взгляд, сдавленные крики о помощи и внутренне содрогнулся.

– Когда произошло убийство? – спросил он ставшим вдруг чужим голосом.

– Сейчас скажу точно. – Следователь пододвинул к себе лежавшую на краю стола папку, открыл ее и, полистав подшитые листы, сообщил: – Двадцать второго августа.

– Двадцать второго августа? Так давно? – удивился Привольнов. Он быстро сопоставил в уме числа и произнес: – Но ведь со дня смерти прошло уже двадцать два дня.

Следователь, очевидно, счел замечание Привольнова за критику неоперативной работы следственного отдела.

– Но не так уж и давно, – заявил он с нотками неудовольствия в голосе. – Разыскные мероприятия – дело непростое. Бывает, следствие затягивается на месяцы, а то и на годы.

– Я не об этом, – махнул Жорик рукой. – Я имею в виду то, что мне только вчера сообщили о смерти Наташи.

– Ах, вон вы о чем, – успокоенный тем, что со стороны Привольнова нареканий и недовольства ходом следствия не будет, произнес Викулов, и уже мягче стал объяснять: – Видите ли, Георгий Петрович, мы понятия не имели, куда и кому сообщить о смерти Натальи Дмитриевны. Родственников у нее в Москве нет. Кто-то сказал, что в Виленске бывший муж живет. В квартире мы нашли книжку с адресом некой Ситниковой из Виленска. Вот ей и дали телеграмму. И еще в РОВД по вашему месту жительства. Это оттуда вам сообщили?

– Нет, Ситникова.

– Значит, подруга вашей жены оказалась проворнее. Хотя это непосредственная работа милиции, – посетовал следователь. – Но как бы там ни было, главного мы добились – вы приехали в Москву за сыном.

– Конечно, – живо откликнулся Привольнов. – Где он сейчас?

– Как где? – Викулов неопределенно пожал плечами. – Дома, наверное. Вы заходили в квартиру вашей бывшей супруги?

– Да. Но там живут другие люди.

Неширокие, коротковатые, словно обритые с двух сторон, брови следователя приподнялись.

– Вот как? Странно. Там никто, насколько я знаю, жить не должен. И что вам сказали про мальчика?

– Что понятия не имеют, где он находится, – обескураженно признался Привольнов.

Следователь развел руками.

– Извините, но здесь я ничем вам помочь не могу. Я всего лишь следователь, а несовершеннолетними занимается отдел по работе с молодежью. Попробуйте обратиться туда. Вам там наверняка скажут, куда определили мальчика.

– Ладно, спасибо за информацию, – Жорик встал. – Где находится отдел?

– На первом этаже в пятнадцатом кабинете. – Когда Привольнов выходил от Викулова, тот сказал: – А с вашим сыном я беседовал как со свидетелем. Хороший парнишка.

Жорик кивнул и закрыл за собой дверь.

В пятнадцатом кабинете мордатый дядька в форме майора с деланым вниманием выслушал Привольнова и отфутболил его к участковому инспектору. Порядком измотанный дорогой и скитаниями, Жорик потащился назад к дому, где жила Наташа.

После расспросов и поисков вышел к многоэтажке, на торце которой располагалось отделение милиции. Поднялся по ступенькам крыльца и вошел в дверь. Отделение располагалось в обычной двухкомнатной квартире, с обшарпанными стенами, с сильно вытертыми многочисленными посетителями полами. Участковый оказался на месте. К нему в кабинет Привольнов и вошел.

Худощавый капитан, примерно одних лет с Жориком, стоял вполоборота к окну и поливал кактусы из пластиковой бутылки. На широченном подоконнике кактусов разместилась целая коллекция. Видать, хороший мужик участковый, раз растения любит. Жорик кашлянул. Мужчина обернулся, и Привольнов смог как следует рассмотреть его. У капитана было курносое невыразительное лицо с расплывчатыми чертами и большим губастым ртом. К узкому лбу, свидетельствовавшему отнюдь не о выдающихся умственных способностях капитана, прилипла влажная от пота челка с отпечатавшимся на ней ободком от фуражки. Капитан, по-видимому, не отличался чистоплотностью. Волосы у него были жирными, кое-где на кителе с засаленным воротником перхоть.

– Ко мне? – поинтересовался милиционер, будто кроме него в комнате был еще кто-то. – Проходи, садись, я сейчас. – Капитан вылил остатки воды из бутылки в цветочный горшок, поставил бутылку на подоконник, затем подошел к столу и уселся в кресло. – Ну, рассказывай, с чем пожаловал.

Фамильярность блюстителя порядка могла покоробить кого угодно, но только не Жорика. Он на своем веку повидал много хамов, в том числе и на более высоких, чем участковый инспектор, чиновничьих должностях.

– Я Привольнов Георгий Петрович, – Жорик поклонился, насколько это было возможно проделать в сидячем положении. – Муж Натальи Дмитриевны Привольновой. Приехал за сыном.

В бледно-голубых глазах капитана промелькнула растерянность. Однако он быстро справился с собой и с фальшивым радушием воскликнул:

– А, Жора! Ну, хорошо, что приехал, молодец! Давай знакомиться, я участковый Григорий Кременчук. Можешь меня Гришей звать, – и капитан протянул через стол влажную то ли от пота, то ли оттого, что возился с водой, поливая цветы, руку.

«Хорошо, что не Гришкой, Гриней или Гришаней», – подумал с неприязнью Привольнов, пожимая капитану руку. Участковый вызывал у него антипатию.