«Однако довольно нагло, – подумала Саманта. – С ходу делать такие безапелляционные заявления… Что ж, налицо эдипов комплекс, раз у нас имеется непогрешимая супермамочка. Так же вполне очевидно, что под этой грозно нависшей мамочкиной тенью из каких-то других, неясных пока смутных комплексов и – возможно – неуверенности в себе произрастает вызывающая заносчивость, граничащая с бесцеремонностью. Хотя внешне этот Ларри, безусловно, хорош – этакая небрежная импозантность, великолепные волосы, глубокие серые глаза…» Вот уже восемь лет Саманта не могла спокойно видеть глаза такого бархатисто-серого оттенка – они будоражили и вызывали дрожь, которую она за эти годы так и не смогла побороть. А маленький белый шрамик над верхней губой не только не портит резких черт его лица, но и придает им некий романтический шарм… Рядом с Оскаром, состоящим из одних окружностей, бугров и полушарий, Ларри, казалось, был собран исключительно из прямых линий и углов – но они сочетались вполне стройно и гармонично. Уж если изъясняться на языке этого надменного зодчего, он на фоне Оскара смотрелся, как устремленный в небо готический собор на фоне тяжеловесной барочной постройки.

Ларри уселся напротив нее, чуть подтянул рукава джемпера и едва заметно мотнул головой, словно откидывая назад прядь волос. В этом движении было что-то настолько наивно-юношеское и пижонистое, что Саманта с трудом подавила улыбку. Теперь она, то и дело отрываясь от карт, кидала быстрые короткие взгляды на своего визави. Каждого нового знакомого она, насквозь проникшаяся меркантильным духом телевидения, оценивала по одному простому принципу: что бы он мог рекламировать? В сочетании с каким товаром Ларри смотрелся бы достаточно органично? С продуктами питания, техникой, одеждой, парфюмерией? Нет… Этому холеному, слегка томному типу подойдет нечто более роскошное. Автомобили? Но в его внешности присутствует что-то роковое – потребители поостереглись бы приобретать разрекламированные им средства передвижения. Может, просто-напросто кофе? Саманта представила, как Ларри держит чашку своими длинными изящными пальцами и произносит: «Дивный аромат – крепкий, бодрящий…» Нет, в его исполнении подобная фраза прозвучит издевательски. Вывод: к рекламе он стопроцент–но непригоден.

– Вскрываемся, – послышался голос Серхио, в очередной раз вырвавший ее из мечтательного полузабытья, – сдается мне, Саманта, ты блефуешь. У меня три восьмерки, да будет тебе известно. Что скажешь?

– О-о-о, это круто. А у меня порядок от валета. Я не блефовала, отнюдь… Плакали твои полтора доллара.

Саманта обладала одной удивительной особенно–стью, причины которой не были вполне ясны даже ей самой. Ей не верили, когда она говорила правду, и безоговорочно верили, когда она самым наглым образом врала. Это свойство приносило его обладательнице одну лишь выгоду: если Саманте приходили по-настоящему хорошие карты и она начинала повышать ставки, все отчего-то уверяли себя и друг друга, что она блефует, имея на руках в лучшем случае две пары. В выигрыше в результате оказывалась только она.

Впрочем, Ларри, как выяснилось, стал чуть ли не первым человеком, которого не одурачивали ее интонации. Он играл здорово и довольно рисково, каким-то неясным чутьем распознавая чужой блеф. Саманта быстро убедилась: им всем крупно повезло, что они сговорились повышать ставки не более чем на четверть доллара, – играй они по-крупному, Ларри за вечер при удачном стечении обстоятельств мог бы оставить их всех без штанов. Похоже, Серхио считал так же: Саманта поняла это после нескольких выразительных взглядов, которыми они обменялись, потеряв на двоих всего за полчаса долларов пять. Игра приобрела неожиданную остроту, но лишилась привычной домашней уютности – этим вечером она протекала в натянутом молчании. Серхио и Саманта поначалу не решались его нарушить, раздумывая, с какой стороны подъехать к неприступному новичку, а Оскар, единственный человек, который сумел бы сделать это довольно легко (на правах общего знакомого и связующего звена), похоже, даже не ощущал звенящей в воздухе натянутости, по обыкновению, полностью погрузившись в игру. Отдельные непременные реплики-комментарии по ходу дела не только не разряжали обстановку, но, напротив, нагнетали напряжение, превращая приятнейший и всегда непринужденный процесс в какую-то обязательную повинность. Наконец Серхио не выдержал:

– Скажите, Ларри, а что такое архитектурный ордер?

От неожиданности Ларри чуть не выронил карты. Несколько секунд он молчал, глядя на Серхио исподлобья и, очевидно, размышляя, не издевается ли над ним этот кучерявый весельчак и стоит ли отвечать всерь–ез. Он открыл рот:

– Ордер – это определенное сочетание несущих и несомых частей стоечно-балочной конструкции, их структура.

– Браво, – негромко проговорила Саманта. – Коротко и, главное, абсолютно ясно. Серхио, твое любопытство удовлетворено?

– О да. Особенно если учесть, что я ничего не понял.

– Я могу объяснить более доступно, – протянул Ларри немного виновато. Похоже, он тоже ощутил, что поддевать Серхио – все равно что издеваться над беспомощным ребенком.

– Да не стоит, выйдет только хуже – тогда я почувствую себя еще более необразованным олухом… Не пытайтесь сделать доброе дело, Ларри, в данном случае это бесперспективно: по большому счету я настоящий невежда. – Серхио мило улыбнулся, давая понять, что в действительности его мнение о самом себе несколько иное. – И кстати, о глобальном вреде добрых дел. Вы знаете, как Оскар лет двадцать назад ухаживал за одной молоденькой особой и чем все это кончилось?

Периодически Серхио овладевал нестерпимый позыв исторгнуть какую-нибудь ветхозаветную историю, и он, чтобы внести в нее свежую струю и привлечь внимание слушателей, неизменно утверждал, что главным героем этой истории якобы является Оскар. Тот нимало не обижался, снисходительно вы–слушивал байку вместе со всеми и даже оставался доволен. Обычно Саманта решительно протестовала, когда Серхио заводил очередное повествование, но сейчас это было даже кстати – во всяком случае, она, сопровождая его рассказ остроумными репликами и ироническими улыбками, могла бы произвести должное впечатление на вновь прибывшего.

– А ты откуда это знаешь, барашек? – поинтересовалась она, мешая карты. – Ты ведь двадцать лет назад был еще маленьким кудрявеньким ягненком.

– Да он сам мне рассказал! Правда, Оскар?

Оскар смазанно улыбнулся и сделал неопределенное движение плечами, которое можно было истолковать и как «ну рассказал, что ж тут такого?», и как «да пусть Серхио подурачится, что с него возьмешь».

– Так вот, Оскар уже двадцать лет назад был таким же солидным и степенным, как сейчас. Только волос у него было побольше. И вот он начал приударять за одной симпатичной девушкой. И, будучи человеком серьезным и основательным, принялся регулярно посылать своей возлюбленной букеты алых роз, которые заказывал всегда в одном и том же магазине. Однажды девушка сообщает нашему дорогому другу, что завтра у нее день рождения. Ей исполняется двадцать пять лет, по этому поводу намечается семейное торжество, и она приглашает Оскара – возможно, даже в качестве жениха: точно не знаю, а врать не буду. Окрыленный Оскар, подогреваемый любовью, несется в уже знакомый магазин, заказывает букет из двадцати пяти роз и просит наутро доставить это чудо флористики девушке. И прикладывает открытку со словами: «Здесь столько цветов, сколько тебе годов». Или такими: «Розы могут увять, а тебе этих лет не дать»… В общем, что-то в подобном роде – ну, вы меня поняли.