– Иди ты!.. – раздражение Ярцева исчезает на глазах.

Надо будет всерьез заняться с ним психотерапией. Не нравится мне его состояние. Я все понимаю, однако сейчас не время и не место заниматься черной меланхолией. Да и вообще, ей лучше не заниматься никогда. Если же приспичит, то надо душить ее в зародыше, так чтобы в другой раз неповадно было приходить по твою душу. По себе знаю, бывали в жизни черные дни, когда все казалось потерянным и существование теряло какой-либо смысл.

Я не психолог, но одно проверенное средство в запасе есть. Человек нагружается работой так, что на переживания не остается времени, а на проклятия – сил. Срабатывает надежнее всевозможных разговоров по душам и утешительных слов. Немного жестоко, однако лекарство редко бывает приятным на вкус.

Ход моих мыслей прерывает приход Флейшмана и Мишеля. Разговор сразу переходит на английский с добавлением русских и французских слов.

– Местные говорят, что Пор-де-Пэ находится восточнее миль на шестьдесят, – сообщает Юра.

Мы все дружно смотрим на солнце. Оно успело опуститься низко к горизонту, и шестьдесят миль до ночи нам не пройти.

– Надо искать бухту. Постоим, передохнем, приведем себя в порядок. А то стыдно появляться в таком виде.

Последняя фраза вызывает легкий смех. Одежда наша порядком обносилась, но никакая стоянка не сделает ее новее.

И все-таки краткий отдых нам необходим. Хочется потоптать землицу, а не покачивающуюся корабельную палубу. Да и просто помыться не мешает. Не знаю, как обходятся местные, но мне неприятно чувствовать многодневную грязь. Сам себе становишься противен.

– Говорят, неплохая бухта есть совсем неподалеку, – говорит Мишель. – Там рядом было небольшое поселение, но в последние годы люди оттуда ушли.

Д’Энтрэ вздыхает. Я уже знаю, что из-за недальновидной политики французского короля-солнца многие обитатели Санто-Доминго покинули остров, предпочитая поселиться в английских владениях. Что до знаменитой Тортуги, бывшей когда-то негласной пиратской столицей, то она стала почти необитаемой. Как офицер, Мишель считает себя не вправе критиковать действия короля, но в его тоне порой поневоле проскальзывает осуждение.

Бухта оказывается довольно удобной. Небольшая, почти закрытая с моря, с пляжем с одной стороны, она представляет хорошую стоянку для нашей бригантины.

Селение мы находим практически сразу. Несколько заколоченных домов, постепенно ветшающих без хозяйской руки, заброшенные плантации неподалеку и никакой живности.

Последнее огорчает. Хотелось бы поесть чего-то свежего вместо полупротухшей солонины, но делать нечего. Даже на охоту не пойдешь. Темнеет.

Петрович, Кузьмин и оказавшийся докой в таких делах Астахов в одном из брошенных сараев устроили настоящую русскую баньку. Первыми туда пошли париться женщины, нам же осталось предвкушать это неслыханное удовольствие. Местным же – гадать, что же это такое. Мыться среди европейцев как-то не принято.

В принципе, можно было бы поселиться здесь. Возделывать поля, гнать ром из сахарного тростника, не зная никаких особых забот и хлопот, кроме битвы за урожай.

Шучу. Из меня фермер не получится никогда, да и остальные к данному роду деятельности не проявляют ни малейшей предрасположенности. Даже местные, о своих земляках я и не говорю. Уж такими мы уродились.

– Разрешите?

Ну вот, стоило лишь помечтать о покое!

– Да.

Билл, здоровенный англичанин средних лет, исполняющий в нашей разношерстной команде роль боцмана, в струнку не тянется, у флибустьеров это не принято, но в его голосе звучит некоторая доза почтительности.

– Я вот о чем… – боцман подыскивает слова. Ругаться он мастер, а просто поговорить у него удается не всегда. Но у англичан он пользуется большим авторитетом за огромный опыт, полученный под началом многих знаменитых капитанов, начиная чуть ли не с самого Моргана. – Надо бы бригантину прокилевать. Судя по всему, дно порядочно обросло. Чуть что, скорости не даст.

Подтекст понятен. Во французские владения нас никто не звал, и даже факт спасения пленных не гарантирует от каких-либо эксцессов. Время военное. Правда, и мирное здесь отличается от него ненамного. Посадить нас не посадят, а вот попытаться отнять бригантину могут вполне. Дикие нравы.

– Хорошо. С утра и займемся.

Отдохнуть не помешало бы, но по предыдущему опыту военной службы я хорошо усвоил, что безделье быстро разлагает любой коллектив. В нашем же случае дело обстоит еще хуже. Многие мои современники начнут терзать себя вопросами и переживаниями, а с меня хватит одного Валеры.

Боцман мнется, явно желая сказать что-то еще. Такое впечатление, что многие из команды побаиваются меня. Или, наоборот, так уважают, что могут смотреть лишь снизу вверх.

– Проблемы, Билли?

– Может, переименуем бригантину? – выдавливает боцман.

Тоже верно. Под другим именем и корабль не тот. А с другой… Какая, к черту, разница?

Я смотрю, ожидая конкретного предложения, но оно приходит не от боцмана. Сзади подкрался Флейшман и без обиняков заявил:

– Я предлагаю назвать ее «Дикий вепрь».

– Тамбовский вепрь тебе товарищ, – говорю ему по-русски.

Юрка улыбается в ответ и заговорщицки подмигивает.

Билл тем временем пробует название про себя и кивает:

– Подходит. И главное – соответствует.

Не знаю, с чьей легкой руки, но перевод моей фамилии осуществлен на языки наших сподвижников. Один из французов уже как-то обмолвился, назвав меня командором Санглиером.

И даже англичан не смущает, что действовать им придется против их соотечественников. Понятие нации еще размыто, и вражда с собственным правительством не считается изменой.

– Вепрь – животное мужского рода, а бригантина – она, – отметаю предложение. – Был бы фрегат…

– Тогда – свинья, – снова по-русски предлагает Флейшман.

Билли ничего не понимает и просит перевести.

– Он говорит, оставим, как есть, – перевожу специально для боцмана. – А сейчас – отдыхать. Только не забудьте выставить на ночь посты. Раз мы на территории Франции, то – из французов. Еще примут за вражеское нашествие…

Билл и Юрка расплываются в улыбке. На десант мы явно не похожи. Но обстановка в здешних местах такова, что подстраховаться не помешает.

Тем временем женщины идут из бани в отведенные им дома, и наступает наша очередь.

– Ну что, господа? Идем мыться! – Билл выглядит явно обескураженным, не понимающим смысла ритуала, а я вспоминаю завет величайшего полководца и громко добавляю: – После бани всем двойную порцию рома!

Объявление встречается радостью. Люди подобрались опытные, никто не старается напиться тайком, неписаные законы флибустьерства на этот случай очень строги, но раз начальство дает «добро»…