Может быть, медальон принадлежал какому-то важному для генерала человеку? Но кто бы это мог быть? Друг? Брат? Или это все-таки его медальон, но, например, старый? Интересно, мог ли генерал когда-то быть рядовым? И потом сменить солдатский номер на офицерский? Было ужасно любопытно и становилось очень грустно от мысли, что мне уже не расспросить Шелтера, удобно устроившись на ступеньках террасы с бокалом вина и провожая взглядом садящееся за горизонт солнце.

Я отпустила пластину, напомнив себе, что медлить и задерживаться в комнате хозяина дома не стоит: это повышает риск быть пойманной. Нужно поскорее найти немного денег и убираться отсюда.

Дернув на себя первый же ящик стола, я едва не застонала от досады: он оказался заперт. Если в этой комнате и лежат деньги, то в нем. И все же я принялась осматривать остальные пять в надежде найти хотя бы какую-то незначительную мелочь.

Дойдя до среднего ящика с другой стороны стола, снова замерла, недоуменно глядя на его содержимое. Здесь лежали какие-то связки писем, но не они привлекли мое внимание. А игрушка. По крайней мере, сначала мне показалось, что это игрушка: пестрая, хоть и поблекшая от времени птичка. Чтобы убедиться в реальности предмета, я коснулась кончиками пальцев шершавых боков: птичка была сделала из глины. Я достала ее и покрутила в руках.

Вещица была старой и простой. Не лишенной изящества, но едва ли дорогой. При ближайшем рассмотрении под хвостом обнаружилась маленькая трубка, а на тельце – три отверстия. Повинуясь секундному порыву, я поднесла трубку к губам и дунула в нее. Из широко раскрытого клюва вырвался смутно знакомый звук. Да, я слышала нечто подобное уже пару раз и назвала «пением ветра в трубах». Так вот на чем были сыграны те мелодии! Неужели их играл Шелтер? На этой нелепой птичке?

Сложно было представить генерала, играющего на таком странном инструменте, но если он делал это, сидя у открытого окна, то я вполне могла слышать мелодию, сидя у открытого окна этажом ниже.

Сразу вспомнилось, как я слушала «пение ветра» в вечер после нашей поездки по окрестностям имения. Тогда мне казалось, что призрачная мелодия звучит для меня. Возможно ли, что так и было?

Но если так, то именно в тот день все было правдой. Не мог Шелтер знать, что я слушаю. Как не имело для него смысла играть, соблазняя меня, если я даже не знала, что играл он. Он играл для себя, просто то, что он чувствовал в тот момент, оказалось созвучно моим ощущениям.

На мгновение это поколебало мою уверенность. Ведь если сбегу и доберусь до Замбира, то больше его никогда не увижу, никогда с ним не поговорю. Не смогу извиниться за брошенные на эмоциях слова. Не услышу его объяснений. Никогда больше не окажусь в его объятиях и не смогу обнять сама. Это будет навсегда.

Но момент сомнения прошел. Теперь уже не имело значения, что чувствовал он и о чем мечтала я. Если останусь в доме еще хотя бы на одну ночь, случится что-то страшное. Ветер не стал бы предупреждать зря. А генерал сейчас далеко и уже меня не защитит. Если вообще когда-нибудь захочет видеть.

И все-таки интересно, откуда у него такая птичка и что она значит? Как-то не вязался его образ с подобным музыкальным инструментом (как и с музыкальными инструментами вообще). Судя по возрасту вещицы, она вполне могла храниться у него несколько десятилетий. Игрушка из детства? Но у меня сложилось впечатление, что Шелтер ненавидит свое детство. Тогда зачем хранит о нем память?

Тихое клацанье поворачивающейся дверной ручки за спиной едва не заставило меня выронить птичку, зато от строгого голоса Нейба я почти подпрыгнула на месте:

– Что ты здесь делаешь?

* * *

Той секунды, что прошла между клацаньем и вопросом, мне хватило, чтобы коленом задвинуть ящик стола. Положить на место птичку я, конечно, не успела, но мне удалось не выронить ее из рук, а осторожно опустить на стол и отодвинуть подальше. Только после этого я повернулась к управляющему и выпалила:

– Убираюсь.

Керам Нейб окинул меня пристальным взглядом с ног до головы, перевел его на ведро с тряпками и метелками, пальцы его сжались вокруг ручки трости. Он шагнул вперед, и мне оставалось только пожалеть, что пятиться некуда.

– Неужели? И с каких пор ты у нас работаешь вместо Марии? Что ты искала в столе?

– Ничего!

Мне не хватило решимости выдержать его взгляд, я опустила глаза в пол, чувствуя, как шею и лицо охватывает пожаром.

Я пропала! Ну, откуда он тут взялся? Зачем пошел в пустую комнату генерала? Почему именно сейчас? Почему именно он?

– Знаешь, милая, – процедил Нейб, передразнивая манеру Шелтера и неумолимо приближаясь с каждым новым словом, – ты мне с самого начала не нравишься. Твой невинный вид, мнимая скромность и честные глаза, возможно, кружат голову генералу, но не мне. Отвечай, что ты здесь делаешь, иначе клянусь всеми богами, пожалеешь, что сюда пришла.

На последнем слове он угрожающе навис надо мной, и я всерьез задумалась, смогу ли убежать, если выбью трость у него из рук. Но он мог успеть меня схватить, поэтому я не решилась.

– Мира? Господин Нейб? Что здесь происходит?

Еще никогда я не была так рада видеть Арру Холт! Не знаю, откуда и куда она шла, но ее, видимо, привлекли наши голоса, поэтому теперь она стояла на пороге комнаты, как всегда очень прямая, в строгом черном платье ниже колена и с собранными в пучок волосами. Экономка хмурилась, но по ее виду было абсолютно непонятно, кто именно вызывал ее недовольство. Моя радость моментально угасла, когда я поняла, что ее появление может не то что не спасти меня, а только усугубить мое положение.

– О, вы кстати, госпожа Холт, – хмыкнул Нейб, полуоборачиваясь к ней. – Скажите-ка, давно ли госпожа Торн выполняет у нас функции горничной?

– Примерно с неделю, – спокойно сообщила экономка, отчего ухмылка на лице Нейба слегка померкла. – Мария сообщала мне, что она вызвалась помогать и ей тоже. А в чем дело? Мира уже помогает садовнику и кухарке, почему бы ей не помогать и горничной? Генерал Шелтер не оставлял каких-либо ограничивающих распоряжений на этот счет. Даже наоборот, сказал, что его гостья вольна выбирать себе занятие по вкусу.

Было так странно слышать, что Холт все еще называет меня «гостьей» Шелтера.

Нейб недобро прищурился. Снова повернулся ко мне, скользнул взглядом по платью, задержал его на карманах.

– А вы уверены, что ее можно допускать к уборке комнаты хозяина? Учитывая все обстоятельства…

– Нет, и она не должна была ее убирать, – поспешно согласилась Холт. – Мария показывала ей комнаты, с уборкой которых она может помогать. Но я полагаю, что Мира просто перепутала.

Сердце, почти замершее от страха, радостно подпрыгнуло в груди. Уж не знаю почему, но экономка сегодня была на моей стороне. А это оставляло мне шанс выбраться из ситуации без потерь.

– Да неужели? – снова оскалился Нейб.