– Напоминаю: ты можешь задавать любые вопросы. Но на какие из них отвечать, я решаю сам, – голос тихий, низкий и ровный. Он говорил так спокойно, словно мы давние знакомые.

– Я запомню.

На мои глаза легла плотная кроваво-красная повязка:

– Меры безопасности, – услышала я, и Грег потянул меня за руку.

Я едва не выдернула ладонь: мне физически неприятны прикосновения, особенно неожиданные. Но пришлось сдержаться, зная, что эмпаты не церемонятся и быстро разрывают договор, если поведение клиента их не устраивает. Находясь на чужой территории, я вынуждена была принимать чужие правила игры.

Грег завёл меня в дом. В нос ударил запах въевшейся сырости и затхлости: крыши и стены в старых многоэтажках эмпатов регулярно протекают. Мы петляли минут семь, поднимаясь и спускаясь по лестницам, проходя по длинным гулким коридорам, пару раз воспользовались лифтом. Грег явно пытался путать след. Бесполезная затея: даже час покружив по этажам с закрытыми глазами, я бы не забыла маршрут.

Наконец, щёлкнул замок. Меня перевели через порог и сняли повязку. В глазах резануло от яркого света внутри помещения, и в тот же миг нам навстречу выскочил большой лохматый зверь. Размашисто виляя хвостом, он сначала прыгнул на Грега, а потом зачем-то облизал и мои руки. Я дёрнулась, пряча их за спину. Да это же псина!

– Сидеть, Рик! – всё так же тихо и твёрдо проговорил Грег. Собака забурчала, однако послушалась хозяина.

Я замерла, впервые в жизни рассматривая вживую настоящего пса. Он оказался просто огромным – сантиметров восемьдесят в холке, с широкой грудной клеткой и мощными передними лапами. Рыжевато-коричневый окрас с чёрной «маской» на морде и сложенные пополам висячие уши делали его похожим то ли на медведя, то ли на льва. Увидеть зверя в человеческом жилье для меня было ново: домашних животных держат только эмпаты.

У этих людей вообще много странностей. Родители-эмпаты отказываются отдавать младенцев в специнтернаты, предпочитая домашнее воспитание и обучение. Они настолько привязаны к своим детям, родителям и даже супругам, что считают благом проживать вместе на крохотной жилплощади, видеть друг друга каждый день и постоянно контактировать. Модель мира, устаревшая сотню лет назад. Негибкое, неэффективное мышление.

Примерно так я думала в тот день, когда впервые встретилась с Грегом. Так думают все алéксы. Так нас научили думать.

Я не понимала, зачем эмпаты, лишённые государственной поддержки, вообще заводят детей. И почему их женщины отказываются от операции по извлечению плода, предпочитая рожать естественным путём, и кормят своих новорожденных детей грудью, словно дикие животные. Неужели все эти первобытные чувства способны настолько затмить разум человека – высшего создания на планете?

Мне не хотелось уподобляться зверям. И это было одной из причин, по которой я не стремилась заключить брачный контракт. Никакие государственные выплаты не могли заставить меня стать контейнером для вынашивания биоматериала. Нет. Это отнимает слишком много времени, которое можно использовать гораздо продуктивнее…

Тем временем я обнаружила себя в комнатушке со старинным пыльным интерьером, где Грег подсоединял к нашим головам электроды с длинными проводами. Они сходились в замысловатом приборе, похожем на портативный энцефалограф. Сам прибор он закрепил на запястье левой руки. Продавец уже успел снять тёмные очки, и я невольно задержала внимание на его стальных и при этом как будто прозрачных глазах. На миг показалось, что они светятся изнутри, сами собой.

Пора было чем-нибудь поинтересоваться.

– Что мы будем делать?

– Лично я буду есть, – кратко ответил Грег, опять надевая на меня повязку.

Я вспомнила, что собиралась наблюдать за процессом, но теперь оказалась лишена такой возможности.

– Зачем это?

Низкий голос прозвучал у самого моего уха:

– Когда светло, легче удерживать чувства на расстоянии. В темноте всё обрушивается на тебя. Ощущения становятся острее. А ведь это нам и нужно, так?

Я равнодушно пожала плечами, но тут же спохватилась:

– Да, конечно. Ощущения поострее. Это именно то, что нужно.

Грег повёл меня в другое помещение, усадил за стол и действительно просто сел есть, подвинув тарелку и ко мне. Ему пришлось помогать мне донести первые три вилки с едой до рта, прежде чем я приловчилась есть вслепую самостоятельно. Обычная лапша с соусом и овощами. Но благодаря чёртовым проводам, я впервые ощутила предвкушение и блаженство. А ещё разочарование. Оттого, что добавки не будет…

– Так я и знал! – неожиданно резкий возглас продавца отозвался у меня в ушах звоном бьющегося стекла.

Да ладно. Я как-то выдала себя? Но когда? Мне казалось, за столом прошли считаные минуты, в течение которых я не произнесла ни слова.

– Вставай. Быстро! – Грег бесцеремонно тряхнул меня за плечи.

В следующие несколько секунд он спешно снял с меня электроды и вытолкал в прихожую. Там он помог мне обуться и, снова петляя кругами, вывел обратно к паркингу, где, наконец, позволил избавиться от повязки. Всё это время я безуспешно пыталась сообразить, что сделала не так, чем разозлила продавца и почему он решил меня прогнать.

– Что-то случилось? – я уже сидела в водительской капсуле глайдера, откинув на кресло невероятно потяжелевшую голову.

– Ты начала отключаться. Опасно. Продолжим, когда отдохнёшь, – полупрозрачные глаза Грега в последний раз встретились с моими и скрылись за двойной преградой: тёмных стёкол его очков и графенового окна опустившейся двери глайдера.

Уже покинув паркинг, я поняла, что Грег был прав в своём решении не продолжать сеанс. Усталость, охватившая всё моё тело, оказалась такой всепоглощающей, что я даже не решилась управлять машиной, а сразу включила автопилот. Практически весь путь до дома я спала. Да, я могла полностью доверить управление глайдером бортовому компьютеру, ведь исходный код к автопилоту написала я сама.

Одна из особенностей алекситимиков – невозможность определить степень усталости своего организма, пока он внезапно не начнёт отключаться. Для большинства алéксов есть лишь два крайних состояния: абсолютная бодрость или полное истощение, когда уже с трудом добираешься до постели. С чувствами голода и насыщения такая же полярность. Никакие промежуточные состояния мы не отслеживаем, и это безусловный плюс к нашей работоспособности. Обычно проблем из-за этого не возникает. Главное – соблюдать распорядок дня: просыпаться, принимать пищу, ложиться спать в строго установленное время и следовать подсказкам персонального электронного менеджера.

Но в такие дни, как этот, налаженная система даёт сбой.

Судя по всему, активное проживание незнакомых чувств далось организму нелегко, и Грег раньше меня заметил, что мой процессор опасно перегружен. Я могла запросто потерять сознание прямо в его апартаментах. Вот и ещё одно доказательство вреда и бесполезности эмоций: они тянут на себя непозволительно много драгоценной энергии.