Вот она, жизнь. Никому не нужная, пустая и одинокая жизнь. Детям он без надобности, Нинки нет. Работы нет. Деньги еще пока есть, что-то откладывали они с Ниной, но скоро и они закончатся. И хоть волком вой в четырех стенах – на помощь никто не придет.

Иван поколебался и набрал давнего армейского приятеля Семена. Раньше, в молодые годы, они близко дружили семьями. Потом Иван стал пить, а Семен, напротив, преуспел, организовал свой бизнес, фирму, предоставляющую ремонтно-бытовые услуги. Пути их разошлись, но несмотря на это периодически они перезванивались и иногда, правда редко, встречались пропустить по пиву.

– Здорово, Палыч! – приветствовал Ивана Семен. – Как жив-здоров? Про Нину твою в курсе. Соболезную. – Семен деликатно покашлял в трубку.

– Если честно, Сэм, хреново жив. – Иван тяжело вздохнул.

– Ты давай, держись, старик! Раскисать нельзя.

Иван поморщился. Как же все они достали его с этим «держись». Неужели нет какого-нибудь другого слова для таких случаев?

– Вот что, Сэм, поперли меня с работы. Так что я, как говорится, в свободном полете.

– Как поперли? – удивился Семен. – За что? Небось за пьянки твои вечные?

Иван подавленно молчал.

– Я так понимаю, тебе помощь нужна? – спросил напрямую Семен.

– Если можно, – неловко пробормотал Иван. – Может, у вас там нужны мастера?

– Не, братан, у нас полный комплект. Но ты погоди, не переживай. Я что-нибудь придумаю. Перезвоню тебе через денек-другой. Деньги-то есть у тебя?

– Пока есть.

– Ну вот и славно. Ты смотри там, меру знай. Горе горем, а так и белочку словить недолго.

– Ну что ты, я ни-ни, – пообещал Иван.

– Знаю я твое ни-ни, – вздохнул Семен. – Ладно, на связи.

Иван отложил телефон, подумал и налил себе еще стопку. Он сидел и вспоминал, как они с Ниной радовались, когда Маша поступила в иняз. До этого она два года занималась с репетиторами, окончила английскую школу с единственной четверкой, все остальные были пятерки. Для их скромной семьи это была победа. Иван и Нина ужасно гордились тем, что дочка выбилась в люди, будет учиться в престижном вузе, общаться с молодежью из высшего общества. И потом, когда Маша окончила институт с красным дипломом и ее пригласили переводчиком в крупную международную компанию, тоже были на седьмом небе от счастья. А напрасно. Именно там совсем юная двадцатидвухлетняя Маша встретила Генриха, солидного тридцатипятилетнего бизнесмена из Штатов. Он увлекся, потерял голову. Вот тут Нина и Иван забили тревогу – разница в возрасте большая, да и неизвестно, что за человек, а уже речь вовсю идет о том, чтобы увезти дочь далеко от родительского дома, в Америку. Маша только смеялась, глядя на их волнения и страхи: «Мам, пап, я ж не на луну лечу, а в самую лучшую страну в мире. Там все для людей, там возможности другие. Вот встану на ноги, вас туда перетащу. Хоть поживете по-человечески на старости лет!» Нина плакала, Иван угрюмо хмурился и наливал очередной стакан. Борька, тогда еще студент колледжа, как мог, успокаивал родителей:

– Да что вам, пусть едет. Родня в Америке – это же круто!

Вот и вышло, круче не бывает. Маша уехала и пропала. Сначала года полтора скучала по дому, по близким, – звонила, писала, обещала приехать. Потом родилась Юлька – и как отрезало. Редкие звонки раз в месяц, короткие эсэмэски – у нас все в порядке. Не нужны они стали Маше, не нужны. А тут и Борька женился, привел в семью Зойку. И пошло-поехало: скандал за скандалом, ненависть, отчуждение…

Может, с этого все и началось – Иваново пьянство, Нинина болезнь? Каждый нашел свою лазейку, убегая от тоски по их привычному, уютному мирку, который рухнул, разрушился, распался на обломки… Что поделать теперь, прошлого не вернуть. Надо выживать, хотя зачем это – Ивану не совсем понятно. Были бы рядом дети, внуки, тогда ясно. А когда днем и ночью один…

Иван вздохнул, вытер скупую мужскую слезу, набежавшую на глаза, и потянулся к бутылке.

Семен обещание сдержал, устроил Ивана в сервисный центр внештатным мастером-электриком. Без трудовой, по договору, на одиночные заказы. Заказы подворачивались нечасто, свободного времени у Ивана оставалось пруд пруди. И это было ужасно. Будь он занят с утра до вечера, может, и не думал бы постоянно о Нине, об обиде, нанесенной бывшим работодателем, о предавших его детях, об одиночестве. А главное – не смог бы беспрепятственно пить. Но Иван был свободен, за исключением тех редких моментов, когда ему звонили и вызывали на объект.

Его захватили тоска и отчаяние. Просыпаясь по утрам в пустой квартире, он лелеял лишь одну мысль – побыстрее приложиться к спасительной бутылке. С ней, палочкой-выручалочкой, жизнь казалась более или менее сносной, но лишь до того момента, когда хмель сходил на нет. Тогда нужно было снова бежать в магазин, покупать волшебное лекарство от лютой тоски. И так несколько раз на дню.

Иван старался не опускаться, следить за собой. Ежедневно принимал душ, стирал и гладил одежду, даже отжимался с гантелями по утрам. Но из зеркала на него смотрел все более затравленный и убитый мужик. Говорить ему было не с кем, и одинокими пьяными вечерами он вспоминал, как они с Ниной душевно беседовали. Сидели на диване перед телевизором и болтали обо всем на свете. Как же здорово все это было, а он, дурак, не понимал и не ценил своего счастья. Даже ссоры, которые были у них нередки в последние годы, – даже они сейчас вспоминались с особой теплотой и грустью. Потому что с кем сейчас спорить? Только с зеркальным шкафом в спальне…

В постоянном подпитии дни слились в одну серую, унылую череду. Иван не заметил, как наступило лето, как буйно зазеленели деревья во дворе. Грозы сменялись удушливым зноем, а он все ходил по привычной пыльной дорожке в «Пятерочку» и носил оттуда звенящие стеклом пакеты.

Затем и лето прошло. Пришел сентябрь с освежающей и ласковой прохладой, с чистым голубым небом и тихими дождями. Как-то утром Иван проснулся от сильной боли в животе. Что-то точно ножом буравило под ложечкой, выворачивая нутро наизнанку. Он привычно опрокинул стопку, думая, что это лучшее лекарство от любой боли, но не тут-то было – его скрутило еще сильней. Задыхаясь от невыносимой боли, Иван с трудом поднялся и, скрючившись в три погибели, побрел в кухню. Залез в шкафчик, где Нина хранила всякие лекарства, разыскал ношпу и кинул в рот сразу две таблетки. Минут через десять ему немного полегчало. Он выпил чаю, принял холодный душ. Проглядел сообщения на телефоне и нашел эсэмэску с заказом. Боль притаилась где-то внутри, оглушенная ношпой. Иван чуял ее, ноги у него дрожали, на лбу выступила испарина. Хотелось прилечь. Однако он заставил себя одеться, взять инструменты и поехал на вызов.

Заказчицей оказалась женщина средних лет, которой требовалось всего-навсего повесить люстру. Люстра была китайской, Иван такие терпеть не мог, с кучей дурацких висюлек, листочков, цветочков. Все это надо было собрать, свинтить, а хлипкие китайские детали норовили рассыпаться или согнуться прямо в руках. Он долго и кропотливо собирал проклятую люстру, затем встал на стремянку и стал крепить ее под потолок.