Двуколки, запряженные лошадьми, прибывали и отъезжали непрестанно.

Эта картина была уже знакома Томасу Никерсону. Дети из Нантакета давно считали набережную площадкой для игр. Они гребли на дряхлых вельботах по заливу и взбирались на суда по такелажу. Для тех, кто прибывал на остров, было ясно, что эти дети – «особый класс подростков, привыкших считать себя прирожденными моряками… Они взбирались по линям как мартышки – малыши десяти-двенадцати лет – и растягивались на реях с безупречной беспечностью». Хотя «Эссекс» и был первым судном Никерсона, к путешествию на нем парнишка готовился всю свою жизнь.

Отправляться в путь в одиночку он не собирался. Его друзья Барзилай Рей, Оуэн Коффин и Чарльз Рэмсделл, – все не моложе пятнадцати и не старше восемнадцати лет, тоже прибыли на «Эссекс». Оуэн Коффин был кузеном нового капитана этого судна, и, вероятно, он-то и завлек сюда трех друзей. Никерсон был младше всех.

«Эссекс», старый корабль восьмидесяти семи футов в длину и водоизмещением в двести тридцать восемь тонн, был довольно мал, но славился в Нантакете своей удачливостью. За последние десять-пятнадцать лет он верно служил своим владельцам-квакерам, каждые два года возвращаясь и принося достаточно ворвани, чтобы сделать их богатыми людьми. Даниель Рассел, его предыдущий капитан, весьма удачно провел последние четыре экспедиции и получил под командование новое большое судно, «Аврору». Назначение Рассела позволило бывшему первому помощнику, Джорджу Полларду-младшему, принять командование «Эссексом», а одному из гарпунеров, Оуэну Чейзу, подняться до первого помощника капитана. Еще три члена экипажа стали гарпунерами. Не просто удачливое, но, очевидно, счастливое судно. Никерсон считал, что «Эссекс» – «скорее желанный корабль, чем нежелательный».

Поскольку в Нантакете, как и в любом другом месте, где жили моряки, существовало множество примет и знамений, такая репутация судна имела огромное значение. Тем не менее люди на пристанях поговаривали, что несколько раньше, в начале июля, пока «Эссекс» ремонтировали и загружали всем необходимым, в небе по ночам была видна комета.

Нантакет – город крыш. Практически каждый дом, была ли его черепица выкрашена в красный цвет или оставлена на милость погоды серой, имел установленную на крыше платформу, называемую в народе «дорожкой». Хотя изначально предполагалось, что конструкция поможет гасить возгорание сажи в дымоходе ведрами песка, «дорожка» стала отличной площадкой, чтоб наблюдать за морем в подзорную трубу или искать паруса возвращающихся кораблей. Ночью подзорные трубы Нантакета часто направлены в небо, и в июле 1819-го островитяне смотрели в северо-западную его часть. Торговец-квакер Овид Мейси, ведший дотошный учет всего, что он называл «самыми необычными происшествиями» в жизни этого острова, наблюдал за ночным небом с крыши дома на Плезант-стрит. «Комета (появлявшаяся всякую ясную ночь) должна быть чрезвычайно большой, ведь у нее такой длинный хвост, – писал он. – Хвост этот протягивается вверх, к солнцу, почти перпендикулярно и, направленный на восток, почти указывает на Полярную звезду».

С древнейших времен появление кометы толковалось как предвестие чего-то необычного. «Нью-Бедфорд Меркьюри», газета, которую жители Нантакета читали за неимением собственной, так комментировала это явление: «Правда заключается в том, что появление таких необычных посетителей на небосклоне всегда предшествует выдающимся событиям». Но Мейси воздерживался от подобных теорий: «Философское обоснование мы оставим ученым, но нельзя отрицать, что подобные космические явления все еще изучены крайне мало».

На пристанях и в экспедиторских конторах ходило много толков, и не только по поводу кометы. Всю весну и лето вдоль побережья Новой Англии не раз замечали то, что газета описывала как «необычное морское животное» – змея с черными лошадиными глазами и пятидесятифутовым телом, напоминающим связку бочек, дрейфующих в воде. Любой моряк, особенно если он так же юн и впечатлителен, как Томас Никерсон, задумался бы хоть на секунду, действительно ли это был лучший момент, чтобы отправиться в путешествие вокруг мыса Горн.

В Нантакете поневоле станешь суеверным. Здесь жизнью людей управляет непредсказуемая сила – море. Из-за постоянно меняющейся сетки отмелей, включая нантакетскую банку, расположенную прямо у входа в залив, даже просто подойти к острову или покинуть его становилось изматывающим делом, а зачастую и оканчивалось катастрофой. Особенно зимой, когда штормы крайне жестоки, крушения случались практически еженедельно. По всему острову встречались могилы безымянных моряков, выброшенных на берег бушующими волнами. Нантакет, что в переводе с языка коренных обитателей острова вампаноагов означает «далекий край», представлял собой песчаную насыпь, разрушаемую неумолимым океаном, и все его жители, даже те, что никогда не покидали острова, прекрасно знали, как безжалостно море.

Английские переселенцы, впервые прибывшие на остров в 1659 году, всегда помнили об опасностях моря. Они надеялись прожить свою жизнь не рыбаками, а фермерами и пастухами на этом зеленом, испещренном водоемами и лишенном хищников полумесяце. Но рост поголовья скота и увеличение численности фермерских хозяйств грозили превратить остров в продуваемую ветрами пустошь, и нантакетцам не оставалось ничего другого, кроме как обратить свои взоры к морю. Каждую осень сотни настоящих китов появлялись у южной оконечности острова и оставались там до весны. Названные «настоящими», потому что киты эти годились для промысла, они паслись в водах Нантакета, словно морской скот, цедя богатую пищей воду океана сквозь густые пластины китового уса в своих вечно ухмыляющихся ртах. Когда английские поселенцы в Кейп-Коде и на востоке Лонг-Айленда уже десятилетиями охотились на настоящих китов, в Нантакете еще никто не отваживался преследовать их на лодках. Они оставили китовый промысел в сезон китового дрейфа вампаноагам.

Где-то около 1690 года группа нантакетцев стояла на холме, глядя в океан, где киты играли друг с другом, выплескивая фонтаны воды. Один из наблюдателей кивнул на китов и на водную гладь за ними. «Там, – сказал он, – зеленые пастбища, где наши дети найдут себе пропитание». Словно во исполнение его пророчества, житель Кейп-Кода по имени Ихавод Педдок, привлеченный рассказами о Нантакетском треугольнике, прибыл на остров, чтоб научить его обитателей убивать китов.

Первые лодки были всего лишь двадцати футов длиной, и они отчаливали прямо с пляжей на южном побережье острова. Обычно экипаж вельбота состоял из пяти гребцов-вампаноагов и одного белого нантакетца на руле. Убив кита, они буксировали его к берегу, где снимали жир и варили из него китовое масло. К началу восемнадцатого века английские переселенцы создали систему долговой зависимости, что обеспечило им постоянный приток рабочей силы из племени вампаноагов. Без коренных обитателей острова, значительно превосходивших численностью белое население Нантакета 1720-х годов, остров никогда не смог бы превратиться в успешный китобойный порт.

В 1712 году капитан Хасси, курсируя в своей маленькой лодке вдоль нантакетского берега в поисках настоящих китов, был вынесен в море жестоким северным штормом. Отнесенный на многие мили в сторону, он заметил несколько китов неизвестной ему породы. Дыхательное отверстие этих китов было расположено не вертикально, как у настоящих китов, а смотрело вперед. Несмотря на сильный ветер и шторм, Хасси смог загарпунить и убить одного из этих гигантов. Его кровь и жир успокоили воды, словно библейские пророки. Это существо, как понял Хасси, было кашалотом, точно таким, какого вынесло на юго-западный берег острова всего несколькими годами ранее. Помимо того, что масло, получаемое из жира кашалота, лучше, чем масло настоящего кита, оно горит ярче и не коптит, в голове кашалота есть обширная полость, содержащая масло еще лучшего качества. Его называют спермацет, и черпать его можно, словно из бочки, не обрабатывая. (Спермацет был назван так из-за сильного сходства с семенной жидкостью.) Кашалот был быстрее и гораздо опаснее настоящих китов, но и стоил он гораздо дороже. Не имея других средств к существованию, нантакетцы посвятили себя одной цели – погоне за кашалотами – и вскоре превзошли своих собратьев-китобоев на материке и в Лонг-Айленде.