Мориски будут долго ржать. Жаль, у них под запретом мужеложство, столичным фифам не помешало бы поуслаждать победителей. Маршал сунул письма в стол, отправил явно ожидавшего разговора Левентиса отдыхать и велел собрать старших офицеров.

Раз приказ о возвращении в пути, начинать подготовку к маршу лучше немедленно.

Служба Руппи, с какой стороны ни глянь, закончилась. Дезертир, отбивший государственного преступника, надерзивший фельдмаршалу и в придачу угодивший в плен, имеет полное право плюнуть хоть на субординацию, хоть на утреннее бритье. В Хексберге нет лейтенанта флота, как нет и… адмирала цур зее, хуже того, чем больше Руппи думал, тем сильней ему казалось, что Олафа Кальдмеера нет вообще нигде. И все же Фельсенбург сменил рубашку, причесался и отправился с докладом. Через коридор.

Стражи в доме Бешеного не водилось. Если Альмейда или городской комендант к «гостям» Вальдеса кого-то и приставили, приставленные либо мокли у входа в особняк, либо пили на кухне горячее вино, что было куда умнее. Пленники бежать не собирались, потому что служба кончилась, а свои дороги не начались.

Перед дверью Олафа Руппи замешкался, как мешкал, заходя пожелать спокойной ночи маме, когда та, силясь скрыть обиду, заговаривала чужим дрожащим голоском. Первым уступал отец, затем сдавался старший сын, но в прошлый раз Руперт устоял, ведь речь шла о Ледяном и обо всем, что в жизни есть главного. Адъютант адмирала цур зее делал что должно и таки сделал! Поворачивать было поздно во всех смыслах, но почему бы не отложить разговор и не спуститься к Лёфферу, за которым приглядывает папаша Симон, как и все палачи, знающий толк в перевязках? А ведь не корпи Руппи над анатомией, перевязывать было бы некого… А не огорчи он маму, Олаф остался бы в памяти неизбывным укором. Мертвые укоряют и требуют вечно, это от живых можно освободиться.

– Мыр! – ободрила просочившаяся в коридор Гудрун. Встав на дыбки, утешительница готовилась запустить когти в штаны утешаемого. Это позволяло заняться ловлей кошки и счисткой шерсти, только лейтенант не поддался. Широко шагнув, он вынудил надоеду отцепиться и постучал, как стучал в каюту «Ноордкроне». Дождался приглашения. Вошел.

Олаф тоже каждое утро брился и тоже был застегнут на все пуговицы. Фельсенбург щелкнул каблуками.

– Мой адмирал, имею печальное известие из Эйнрехта. Его величество Готфрид скончался в ночь на семнадцатый день Летних Волн в своей резиденции.

Олаф Кальдмеер медленно поднялся. Сегодня они не виделись, так уж вышло. Они отдельно завтракают, отдельно смотрят на дождь, отдельно дышат.

– Капитан Джильди осведомил вас о подробностях?

– Никак нет! – Проклятье, неужели так будет всегда?! – Мне сообщил шкипер Клюгкатер. Разрешите доложить подробно…

– Чем раньше мы прекратим эту игру, Руперт, тем лучше. – Щека Олафа знакомо дернулась. – Я тебе больше не начальство, но если ты сядешь, нам будет проще говорить.

Руппи сел, в очередной раз не понимая, какого змея Кальдмеер отказался оставить при себе хотя бы Канмахера. Вальдес предлагал, Альмейда не возражал, только Олаф пожелал быть один. Совсем.

– Я слушаю, – ровным голосом сообщил адмирал, и Руппи захотелось перенестись в какое-нибудь уютное местечко. На Китенка там, или к Старым Бойням.

– «Хитрый селезень», как вы знаете, стои́т в Малой гавани вместе с галерами. – Нет, он не сбежит, он доложит! – Появляться в торговом порту экипажу не запрещено…

– Я помню.

– Клюгкатер не называл имен, но он, несомненно, встретил кого-то из прежних знакомых. Добряк – честный шкипер, однако в молодости, видимо, знался с контрабандистами.

– Это очевидно, для простого торговца Клюгкатер слишком хорошо знает побережье. Итак, о чем рассказали контрабандисты? Кроме как о пришедшем в гавань Ротфогеля корабле с повешенными.

– После возвращения «Верной Звезды» в городе начались волнения. – Юхан говорил о «буче», но отойти от казенщины Руппи отчего-то не мог. – Назначенный Фридрихом комендант сбежал. В Метхенберге пока спокойно, однако прибывшие в прошлом месяце столичные ревизоры раздражают и честных торговцев с моряками, и… не очень честных.

– Это тоже очевидно. О смерти его величества было объявлено?

– Да. Манифест регента зачитывали на портовой площади.

– Что следует из этого манифеста?

– Шкипер говорит, документ составлен так, будто Фридрих является законным наследником.

Перевод был очень вольным. На самом деле Добряк бурчал, что пластужий потрох расселся на троне да еще горшок под низ сунул, чтоб не отлучаться. «Ну и кто теперь у нас заправлять всем будет? – вопрошал своих «цыпочек» Добряк. – Если этот дружок Бермессеров, точно к фельпам шлепать пора…»

«Цыпочки» утешающе булькали, пока имелось чем, потом замолчали. Руппи тоже сказать было нечего, не объяснять же, что бабушка сложа руки сидеть не станет. Самозваному регенту короны не видать, а Дриксене не видать покоя. По крайней мере, пока великие бароны не положат к ногам дяди Иоганна Изумрудный венец, и лучше б они сделали это поскорее.

– Что говорят люди?

Рука Олафа легла на Эсператию, как прежде на эфес. Отца Луциана б сюда к нему или хотя бы брата Ореста.

– Мой адмирал, побережье Фридриха не примет.

– Побережье всего-навсего хочет, чтобы его не разоряли. – Щека Ледяного вновь дернулась. – Тебе это будет неприятно слышать, но регента отвергают потому, что проиграли мы. Эйнрехт отвечает за наши ошибки.

– Мы?!

– Да, Руперт. Гибель Западного флота – следствие моих приказов, а мятеж в Ротфогеле – прямое следствие выходки Вальдеса, но ее бы не было, если б не мое согласие на казнь офицеров «Звезды». Мало того, Бешеный караулил Бермессера, потому что ему взбрело в голову отомстить за меня. В итоге Западный флот лишился флагмана, каким бы тот ни был.

Мы все нанесли непоправимый вред Дриксен, только Вальдес – фрошер, а мы были офицерами кесарии. Боюсь, стронутая тобой лавина остановится не скоро, и только Враг знает, кто окажется под обломками.

– И поэтому, – очень тихо и медленно спросил Руперт, – вы читаете Эсператию?

– Да. Я хотел бы исповедаться, но идти к священнику с «Верной звезды» выше моих сил, а других здесь нет. В молодости я слышал танкредианскую проповедь, но ничего не понял. Теперь вспомнилось… Любой может оказаться орудием возмездия, посланным отошедшим от Создателя за их грехи, и наши благие намерения ничего не меняют. Как и наши желания.

Все свершается по воле Создателя, значит, Альмейде суждено было вернуться незамеченным, и шторм, тот шторм, разыгрался по Его воле. Ты трижды сохранил мне жизнь, потому что так было суждено. Я должен был отправить на рею дриксенских офицеров, а в Ротфогель должен был войти мертвый корабль. Выбор имелся лишь у горожан, им следовало вспомнить о своих грехах, но они восстали против власти, власть же, любая, даруется свыше. Мы заслужили Фридриха и не должны противиться его воле, если не хотим рушить все новые и новые камни на головы пока еще невинных.