– Это не важно, мама. Нам нужны новые рукописи. Пусть даже это будет твой список покупок, и такое сойдет.

– Вот как?! Ты думаешь, это может быть кому-то интересно?

– …

И в конечном счете она согласилась переписать телефонный справочник.

Эти сочинения, по которым плакала помойка, разумеется, уводили проект от его начальной цели, но какое это имело значение?! Восемь рукописей, собранных Магали за несколько дней, добавили счастья Жан-Пьеру. Он расценил это событие как новый всплеск интереса к его инициативе, знак, что не все еще потеряно. Теперь он уже не мог наблюдать, как прежде, за расширением своей библиотеки, поэтому взял клятву с Магали, что она сохранит хотя бы те рукописи, что он собрал за долгие годы работы.

– Обещаю вам, Жан-Пьер!

– Эти писатели доверили нам самое дорогое… мы не должны предавать их…

– Я за этим прослежу. Здесь они будут в безопасности. И у нас всегда найдется местечко для тех, кто больше нигде не нужен.

– Благодарю.

– Жан-Пьер…

– Да?

– Это я хотела вас поблагодарить…

– За что же?

– За то, что вы дали мне прочесть «Любовника»…[8] Ах, какая прекрасная книжка!

Гурвек взял Магали за руку и долго не отпускал ее. Через несколько минут, сев в свою машину, она расплакалась.

* * *

Спустя неделю Жан-Пьер умер у себя дома. В городе с сочувствием говорили об этом замечательном человеке: как его будет не хватать всем и каждому! Однако на скромной погребальной церемонии собралось довольно мало народу. Так что же в конечном счете осталось от Жан-Пьера Гурвека? В тот печальный день можно было, наверное, понять причину его одержимого стремления создать и расширить библиотеку отвергнутых книг. Она должна была стать ему памятником, символом борьбы с забвением. Увы, никто не придет поплакать на его могиле, как никто не захочет читать отвергнутые рукописи.

* * *

Магали, конечно, сдержала обещание сохранить рукописи, собранные Гурвеком, но у нее не было времени на расширение этого проекта. Вот уже несколько месяцев мэрия пыталась сократить бюджетные расходы где только можно, и уж конечно, в первую очередь экономили на культуре. После смерти Гурвека руководство библиотекой свалилось на Магали, однако ей не разрешили взять помощника. Пришлось управляться со всеми делами в одиночку. Полки в глубине помещения были заброшены; все эти сочинения, не нашедшие своего читателя, отныне скрывались под слоем пыли. Да и сама Магали, заваленная работой, очень редко вспоминала о них. Могла ли она представить себе, что эта история с отвергнутыми книгами перевернет всю ее жизнь?!

1

Дельфина Десперо́ жила в Париже уже почти десять лет – к этому ее обязывала профессия, – но никогда не переставала считать себя бретонкой. Она казалась более высокой, чем была на самом деле, и туфли на шпильках были тут совершенно ни при чем. Трудно объяснить, почему некоторым людям удается выглядеть выше, чем они есть, – то ли в силу их честолюбивой натуры и уверенности в своем блестящем будущем, то ли потому, что их очень любили в детстве. А может, всего понемногу… Дельфина была женщиной, которую хотелось слушать, с которой хотелось общаться; она обладала мягкой, отнюдь не навязчивой харизмой. Будучи дочерью преподавательницы-филолога, она, можно сказать, с пеленок жила в литературе. И в детстве ужасно любила изучать проверенные матерью школьные тетрадки; ее восхищали исправления, сделанные красными чернилами, и она старалась покрепче запомнить ошибки или неудачные обороты, чтобы избегать их самой.

Сдав экзамены на степень бакалавра, Дельфина уехала в Ренн и поступила там на филологический факультет университета, но вовсе не потому, что решила стать преподавателем. Ей хотелось работать в области книгоиздания. Во время летних каникул она старалась устроиться стажером в какое-нибудь издательство, на любую должность, которая помогла бы ей попасть в литературные круги. Она очень скоро поняла, что не способна писать сама, но это ее вовсе не смущало: она хотела совсем другого – работать с писателями. Никогда не забудет она священного трепета, охватившего ее при первой встрече с Мишелем Уэльбеком. У нее тогда была стажировка в издательстве «Файяр», где он опубликовал свою «Возможность острова». На какое-то мгновение Уэльбек остановился рядом с ней, но не для того, чтобы рассмотреть, а, скажем так, чтобы принюхаться. Она пролепетала: «Здравствуйте!» – ответа не последовало, но даже этот мимолетный эпизод запечатлелся в ее памяти как самая содержательная беседа.

В следующие выходные Дельфина приехала повидаться с родителями и чуть ли не целый час взахлеб рассказывала им об этом, в сущности, пустяковом эпизоде. Она безмерно восхищалась Уэльбеком и его потрясающим чувством романа. Ее раздражала бурная полемика по поводу его творчества и то, что критики недостаточно горячо хвалят язык его книг, заложенные в них отчаяние и юмор. Она говорила о писателе так, словно они были знакомы всю жизнь, словно тот простой факт, что они столкнулись в коридоре издательства, давал ей возможность глубже, чем кому бы то ни было, постичь дух его творчества. Одним словом, она была в экстазе, и родители поглядывали на нее с добродушной усмешкой: в конце концов, они приложили немало усилий, чтобы воспитать в дочери именно такие качества – готовность оценить чужой талант, умение постигнуть смысл произведения, восхититься его красотой, – и в этом они, кажется, преуспели. Дельфина проявила способность улавливать скрытые импульсы, делающие текст живым, органичным. И по мнению всех, кто встречал девушку в тот период, ее ожидало блестящее будущее.

Пройдя стажировку в издательстве «Грассе», она была принята на работу в качестве младшего редактора – в порядке редкого исключения: юнцов здесь обычно не брали. Но всякая удача – дитя подходящего момента: Дельфина появилась в издательстве как раз в тот период, когда руководство решило омолодить и феминизировать свой контингент. Девушке доверили работу с несколькими авторами (разумеется, не с самыми маститыми), а они были счастливы сотрудничать с такой юной издательницей, готовой заниматься их произведениями со всей пылкой энергией неофита. Также ей поручили просматривать, в свободное от основной работы время, рукописи, присланные самотеком. Именно Дельфина стала инициатором публикации первого романа Лорана Бине «ННhН»[9] – потрясающей книги об эсэсовце Гейдрихе. Наткнувшись на этот роман, она бросилась к гендиректору «Грассе» Оливье Норá и стала умолять его как можно скорее прочесть рукопись. Ее энтузиазм принес богатые плоды: они успели подписать договор с Бине до того, как издательство «Галлимар» сделало ему такое же предложение. Через несколько месяцев книга получила Гонкуровскую премию «За первый роман», а Дельфина Десперо заработала прочный авторитет в своем издательстве.