Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь, Саймон, я всё никак не могу выкинуть из головы, что Питрин не должен был в Вирграде задерживаться.
— Да уж, не стоило ему, — грустно вздохнул купеческий сын и даже осунулся. Он не смотрел на Милу, а потому от её последующих громких слов вздрогнул.
— Я про другое!
— Эм-м? — непонимающе уставился он на внезапно разгорячившуюся девушку, в чьих глазах вовсю плясал огонёк ярости.
— Питрин покинул академию где-то в четыре часа по полудни. Он должен был пройти Вирград насквозь, чтобы до наступления позднего вечера добраться до вдовы, о которой я ему рассказывала. А там, даже если она ему отказала в ночлеге, смысла возвращаться в город я для него не вижу. У него не было ни паданки1, чтобы искать кров на каком‑либо постоялом дворе.
— И что?
— Да как это что? — удивилась на друга Мила. — Из-за этого выходит, что он не успел даже покинуть Вирград. Кто-то остановил его по дороге. Остановил и убил, вот.
— То, что Питрина убили в Вирграде, ежу понятно, — кисло морщась, ответил Саймон. — Кому ж это надо из пригорода в город тело тащить, чтобы его в местной бочке прятать?
— Да, но, согласись, что Питрин не из тех ребят, кто проблему на ровном месте словить может.
Несомненно, Саймон был согласен со сказанным. Однако, он промолчал и ненадолго уставился себе под ноги, как если бы всерьёз обдумывал что-то. Вид у него сделался на редкость задумчивый и хмурый, а потому Мила вздрогнула, когда друг снова посмотрел на неё.
— Саймон, ты чего? — даже испуганно прошептала она, настолько его лицо показалось ей чужим. Но наваждение прошло быстро. Всего миг, и жуткий Саймон стал прежним Саймоном.
— Пытаюсь сообразить, не дурак ли я.
— Что?
— Да по тебе, Милка, видно, что у тебя в голове всё сложилось, как два плюс два. Но не знаю, то ли раннее утро тому виной, то ли ты мне землю из-под ног своим известием выбила, а только что-то я твою мысль нисколько не улавливаю. Пусть Питрин не из бедовых ребят, но к чему ты клонишь?
— Я говорю про то, — выразительно уставилась она на него, — что за время пути от академии до городских ворот такой тихоня и оборванец как Питрин не смог бы привлечь к себе внимание какого-либо головореза. Он был бы жив, если бы некто не высматривал его намеренно.
— Намеренно? Ха, Милка, да кому бы это могло понадобиться?
— Я точно знаю кому, это мне так скотина Грумберг отомстил!
Они смотрели друг другу глаза в глаза, но было видно, что Саймон всё равно не может поверить. По лбу его пролегла хмурая складочка, она всегда возникала, когда он всерьёз размышлял над чём-то, что вызывало у него сомнения.
— Нет. И, знаешь, даже слышать твои предположения не хочу, отчего ты именно лера Грумберга обвиняешь.
— Но почему?
— Да потому, что тут произойти могло что угодно! — грозно прикрикнул Саймон. — Самое простое, идя по улице Питрин мог ненароком ублюдка какого-либо плечом задеть. Сталкивалась с такими уродами али не?
— Нет.
— А у меня так, было дело, знакомого среди белого дня зарезали. Из-за такой вот ерунды.
— И такое возможно, но, Саймон, Саймон! — вдруг выкрикнула Мила имя друга, прежде чем начала говорить сквозь набежавшие слёзы. — Саймон, да если бы ты знал, что со мной произошло в городе, то сомнений бы у тебя не имелось. Пойми, этот урод Антуан Грумберг может быть каких угодно благородных кровей, но благородства в нём самом отродясь не было. Это всё он, он!
— А что ещё произошло с тобой в городе? — вкрадчиво осведомился Саймон, хмурясь ещё сильнее.
— Ничего.
— Мила, мне ты можешь рассказать. Сама знаешь.
— Ни-че-го! — гневно выкрикнула она по слогам и, с трудом унимая щипание в глазах, процедила сквозь крепко стиснутые зубы: — Но помяни моё слово, этот сукин сын однажды поплатится за всё то, что он сделал. Закон — он для всех писан. А уж коли не закон, так возмездие сама судьба совершит. Жизнь шельму метит.
Саймон не стал докапываться. Он всего лишь мрачно посмотрел на разгорячившуюся молодую женщину и сделал про себя некие выводы. Не в характере этого человека было лезть туда, куда не просят, а конкретно сейчас в чужую душу. Поэтому спустя время купеческий сын с присущей ему рациональностью рассудил совсем о другом.
— Будь Питрин ещё слушателем, то его смерть вызвала бы серьёзное разбирательство. Но теперь сомнительно, что так будет, прав своих он лишился вместе с отчислением. Кроме того, если его тело никто не опознает, то отправят его с прочими никому не нужными мертвецами в крематорий и всё на этом. Да, начнут беспокоиться куда же бывший студент, свои долги не оплатив, пропал. Ну, так это обычная история, отличающаяся от прочих только тем, что следствие зайдёт в тупик. А почему? Да потому, что никто не свяжет труп в бочке с именем некоего Питрина Пипы. Никакого толкового расследования не получится. И по этой причине, даже если виноват именно твой сукин сын, Милка, то он ни за что и никогда не заплатит.
— Ну как ты можешь так говорить? — неподдельно возмутилась Мила и даже кружку с чаем отставила. — Питрина непременно будут искать так, что правда вскроется. Не может быть иначе, он же столько денег академии должен. Да его из-под земли следователи достать должны.
— Много — это только таким беднякам, как ты, кажется. Уж поверь, не такое состояние он академии задолжал, чтобы некоему следователю усложнять себе жизнь. В конце концов, где ты видела, чтобы оно всё по-честному было?
— Мало где, Саймон, но одно я точно знаю — если вопрос касается денег, то тут любого в хвост и в гриву ни за что ни про что отделают, нежели с чужой монетой позволят уйти. Следователь, может, и не захочет себе жизнь усложнять, но от него потребуют работать добросовестно. Да-да, будь уверен.
— Угу, как же, — скептически хмыкнул мужчина. — Если к этому убийству лер Грумберг или кто-нибудь другой из благородных руку приложил, дело в принципе хода не получит. И на нашего ректора ты тут не надейся. Думаешь, ему нужны всякие неприятные сплетни? Вон, вспомни как он после случая в зверинце из кожи вон лез, чтобы всё замять. Поэтому не, про убийство Питрина афишировать он не станет.
— Ну как же это, Саймон? Ведь деньги…
— Мать твою, да что ты к этим деньгам