Вытащив белье из машинки, я не стала ложить его в сушилку, а развесила на заднем дворе на натянутой между деревьями веревке. Мне нравилось, как потом оно пахло солнцем и воздухом. Никакая сушилка и никакой кондиционер с этим сравниться не могли.

Вторую стирку я не стала запускать, решив отложить на вечер, а то и на завтра. Алеша сделал во дворе все, что хотел, и пошел в душ. Я же приготовила ему свое коронное блюдо, то есть бутерброды, и поднялась к сыну, радио-няня в комнате которого уже сигналила, что он проснулся.

– Как по часам! – гоготнул Алеша, заглянув к нам.

Я едва успела поменять Никиту, чьи крошечные ручки требовательно дергали меня за платье, а тут и молоко прибыло. И, правда, как по часам.

Алеша прибрал просыпанную мной детскую пудру и сложил в рюкзак все необходимое для прогулки.

На набережной курортного поселка негде было яблоку упасть. Южный зной постепенно отступал, и я с наслаждением подлизывала фисташковое мороженое, прохаживаясь вдоль занятых лавочек в поисках свободной, пока Алеша скупался в супермаркете.

Признаюсь, среди людей и постепенно выползавших волков без него мне было немного не по себе. Мы редко гуляли на набережной, предпочитая ограничиваться тишиной района у коттеджей, где жили, и непривычные шум и запахи заставляли меня немного нервничать, тем более, что с моря, катавшего волны, тянуло сыростью, предвещавшей дождь.

Это навеяло мне воспоминания о первой после бегства ночи в дороге. Тогда тоже был дождь, даже гроза, что казалось мне хорошим предзнаменованием "чистого" будущего. Однако сейчас, вслушиваясь в гудки кораблей, возвращавшихся на пристань, мне мерещились совсем иные предзнаменования, и чувство, что меня преследует чей-то взгляд, вдруг стало слишком навязчивым.

Со мной такое уже бывало не раз. Что поделать? Когда у тебя за спиной воровство, задокументированный факт собственной смерти и убийство, а на руках ребенок, рожденный от наемника волкодава, то что-то подобное вполне ожидаемо.

Я выбросила обертку от мороженого и как можно незаметнее пробежала взглядом тесную набережную, и только увидев Алешу с двумя большими пакетами рассекавшего толпу туристов, успокоилась. Наверное, это его взгляд я ощущала.

Я знала, что не проходило и дня, чтобы Алеша не просматривал новостные сводки города, из которого мы сбежали, а также сводки по тем городам, в которых мы останавливались, подключаясь также и к полицейским частотам, чтобы, в случае, чего иметь фору.

Осев же здесь, Алеша первым делом завел, как он однажды выразился, нужные знакомства. Я не знала, в чем конкретно они были нужными, знала только, что алмазов они не касались. Слишком опасно было даже прощупывать возможность их продажи там, где мы жили.

Правда, в этом пока и не было необходимости. Деньги, которые мы выгребли из тайника в доме Бориса, еще были, а аренда коттеджа, который я планировала выкупить полностью, была проплачена еще на полгода вперед.

В любом случае Алеша держал руку на пульсе и, в случае, чего, думаю, знал бы, если бы здесь объявился кто-то подозрительный. Другой вопрос: сказал бы он об этом мне или же по-тихому убрал бы угрозу?

По моему взгляду Алеша сразу догадался, что меня что-то беспокоило, и мы поспешили к машине, чтобы вернуться в коттедж.

Дома мне стало легче, и, пока Алеша готовил ужин, я искупала Никиту и уложила спать. Мне казалось, что ему передалось от меня волнение потому, что он мало поел, и я долго не уходила из его комнаты, снова и снова ощупывая взглядом его тельце и личико, вслушиваясь в его равномерное дыхание, мысленно окутывая его своей безмерной любовью.

Надо же… Я и не представляла, что так можно любить кого-то, не представляла, что кто-то может быть так дорог и близок, будто мы одно целое, что кто-то может быть всей моей жизнью.

Алеша мыл посуду после ужина, а я, дуреха, только вспомнила, что во дворе осталась висеть одежда. Она должна была уже высохнуть, но в свете первых капель дождя, грозила снова намокнуть.

Подхватив корзину для белья, я вышла во двор. Холодный ветер раскачивал веревку вместе с одеждой и ворошил брезент, которым Алеша предусмотрительно еще днем прикрыл свои бесценные брусья.

В темноте незаметно подступившего позднего вечера, они казались мне огромным затаившимся чудовищем, и я невольно поежилась, и поспешила снимать одежду, бросая прищепки прямо на землю.

Новый порыв ветра принес запах морской тины, к которому примешивался достаточно сильный запах бензина и сигарет. Одновременно с этим особенно громко зашелестел брезент, будто из-под него кто-то выбирался, и ощущение чьего-то взгляда, чьего-то присутствия стало настолько сильным и четким, что у меня перехватило дыхание, а по коже поползли мурашки.

Выронив детскую распашонку, я, не дыша, обернулась. Вспышка ярко отразилась в глазах, и из темного дула глушителя выпорхнул дым от бесшумного выстрела.

Где-то в темноте двора, куда полетела пуля, раздался звук падения, но меня он совсем не интересовал.

Я много раз представляла себе нашу встречу, но ни разу до этого момента не отдавала себе отчета в том, как на самом деле страшно это будет. Страшно волнительно.

От одного только его запаха закружилась голова, а взгляд взял в плен, и я почувствовала себя глупой девчонкой в платье в горох, которая с придыханием ожидала его прикосновения.

Шершавая рука с необычной нежностью легла на мою щеку, и она мгновенно вспыхнула жаром. Нос щекотнуло сильнее запахом сигарет, серебра и свежего выстрела, оставившего на его коже еще и запах пороха.

Этот букет дурманил, и тело все увереннее казалось невесомым, в то время как жар от его ладони распространялся по всей моей коже, и не было ничего сильнее желания прижаться к нему, пока я не услышала детский плач – самый душераздирающий звук для матери.

Меня словно перемкнуло. Я сорвалась с места и помчалась в дом, охваченная только одной безумной мыслью: где он? Где мой сын?

Растолкав мотоциклистов в разрисованных шлемах, топтавшихся в доме, я взбежала по лестнице и ворвалась в детскую. Она была пустой, но я все еще слышала его… Где?.. Где же?..

– Мы здесь! – услышала я из коридора голос Алеши, приглушенный плачем Никиты.

Наверное, услышав выстрел, Алеша сразу забрал его и пошел в мою комнату за пистолетом, который сейчас был засунут за пояс его нелепых шорт в подсолнухах.

– Никки! Никки! Мама здесь! Я здесь!

Я вздохнула с облегчением, прижав к себе сына. Он сразу же притих и с укором посмотрел на меня, вцепившись крошечной ручкой в грудь, требуя свою порцию еды.

С губ сорвался истеричный смешок: я чуть не поседела от его плача, а он просто проголодался!

Встряска, подобная самому страшному кошмару наяву, пошла мне на пользу, и весь дурман встречи выветрился. Я перехватила Никиту поудобнее и кинула взгляд на волкодава, статуей замершего за спиной Алеши.