его сестры, Регина и Дора, вышли замуж за рабочих – трикотажника и сапожника, родной брат Зигфрид до своей ранней смерти в 1931 году был рабочим текстильной фабрики.

Исключения – старшая дочь Эрна, ставшая супругой врача-окулиста Якоба Кернера, и Марта, похитившая сердце приказчика.

Однако примем во внимание слова падчерицы нашего героя – Валентины Владимирской. «Отец Эдди Рознера был ремесленником», – говорила мне она. Остановимся на этом. Рознер-старший вполне мог заниматься небудничным ремеслом – ремонтом гужевого транспорта. Когда-то такая профессия считалась элитной, «дворцовой».

Кстати, название профессии было заимствовано поляками у немцев, но постепенно, как это часто бывает, в Германии стали употреблять иной термин – Wagenbauer, Вагенбауэр. Всё просто до невозможности: ваген в самом общем понимании – предмет, с помощью которого, точнее в каковом, передвигаются по суше, бауэр в дословном переводе – строитель.

Берлин, 1910-е

Какое имя дали Эдди Рознеру при рождении? Вообще-то назвать его хотели Пинхас, но в большом берлинском водовороте идей и событий ребенку с таким именем было бы сложновато. Игнацы Рознер со спокойной душой записал своего сына Адольфом: тогда это имя не вызывало ненужных ассоциаций. По-домашнему Ади. Многие думают, что у Рознера было еще второе имя – Эдуард. На самом деле красивое сочетание Адольф Эдуард Рознер – плод фантазии, позднейшая выдумка тех, кто не мог понять, что имя Эди, Эдди появилось в результате прочтения уменьшительно-ласкательного Ади на английский манер.

У джазменов подобная фамильярность и разные переделки – вполне распространенная вещь. Если не брать в расчет тех, кого величали «графами» и «герцогами» – как Эллингтона и Бэйси, все они, или почти все, кроме разве что Гленна Миллера, раньше или позже становились Томми, Бенни, Арти. Обращение дружеское, удобное, легкое. Кому-то, впрочем, повезло оказаться еще и «королем свинга», а Рознеру – обзавестись прозвищем «царь». Но это произойдет уже в России.

Интересно, что за пять дней до рождения Ади – так Рознера-младшего будут звать довольно долго – на околоземную орбиту заглянула комета Галлея. А чем еще ознаменовался 1910 год, кроме кометы, а также рождения джазменов Рознера и Арти Шоу[2]?

Многие события созвучны сегодняшним. Китай воюет с Тибетом, Далай-лама бежит, знакомое имя – Бутрос Гали – президент Египта и дед будущего генсека ООН становится жертвой политического покушения. Албанцы бунтуют в Косове, британский летчик-лихач приземляет свой аэроплан вблизи Белого дома – едва ли не так же, как западногерманский воздушный хулиган Руст на Красной площади семьдесят семь лет спустя. В Брюсселе проходит Всемирная выставка.

Гранд-отель на Александрплац, 1910-е

Но заглянем в музыкальный мир, тут события «покруче» нынешних, масштабнее. Одни премьеры чего стоят, а случились они у Арнольда Шёнберга и Густава Малера, у Джакомо Пуччини и Отторино Респиги, у Жюля Массне и Эрнеста Блоха. Какие имена! Молодой Игорь Стравинский пышно празднует успех балета «Жар-птица» в Париже: дягилевские сезоны в разгаре. Пионер немого кино Петр Чардынин решился на экранизацию романа Достоевского «Идиот», первая экранизация – большой риск. Появились грузовики фирмы «Опель» – для Игнацы Рознера очередной повод задуматься о долговечности своей профессии. В Берлине рядом с Потсдамской площадью открылся гранд-отель «Эспланаде» – в двадцатые годы в нем будет часто играть оркестр Марека Вебера, будущего патрона нашего героя.

Он начинался мирно и увлекательно, этот новый двадцатый век, он вселял новые надежды. Достаточно было посмотреть по сторонам, впустить в себя огни большого города «на квадратных метрах» между Александрплац и Потсдамским вокзалом, чтобы навсегда влюбиться в этот волшебный калейдоскоп новинок, звуков и контрастов…

Музыка – лучшая медицина

Когда у евреев польских, малороссийских и белорусских местечек возникал вопрос «как жить?», за советом шли к раввину. Как жить маленькому Ади, семья Рознеров знала и так. По достижении шестилетнего возраста мальчику будет вручена… Разумеется, скрипка. Музыкальному ребенку, тем более с задатками вундеркинда, сулили большое будущее…

Давно доказано, что музы не молчат во время баталий. Даже грохот пушек сопровождается сигналами полковых труб и фанфар. У кого занимался Рознер? И где он учился?

Есть сведения, что в шесть лет мальчика приняли в подготовительный класс Берлинской консерватории Юлиуса Штерна, воспитанником которой он оставался четыре года. Как назло, списки питомцев этого частного учебного заведения за 1916/17–1923 гг. не сохранились. Иногда встречаются упоминания о некоем профессоре Мартине, преподававшем Ади основы скрипичного мастерства. Полагаю, что Мартин – трансформация фамилии Маттес. В краткой автобиографии образца 1973 года Эдди называет профессора Маттеса своим преподавателем по трубе, которая была для Рознера «дополнительно-обязательным» инструментом в Высшей школе музыки.

В советской театральной энциклопедии 60-х утверждается, что Эдди учился у скрипача Карла Флеша[3].

Документальные свидетельства студенческих лет Эдди на поверхности не лежат. Трудно найти их и на глубине. Архивы Берлинского университета искусств полны лакун. Архивариусы не могут похвастаться тем, что следы пребывания Рознера в стенах Государственной академической высшей музыкальной школы сохранились. Впоследствии Эдди как минимум дважды говорил в интервью журналистам, что он учился на врача или собирался быть медиком. Так, в 1938 году рижская газета «Сегодня вечером» сообщала: «В свое время Эди Рознер готовился стать врачом, но, будучи студентом, почувствовал, что его призвание – музыка». Прошло больше тридцати лет, когда, будучи на гастролях в Гродно, Рознер сказал: «Учился в Берлине, в 18 лет окончил там высшую музыкальную школу, а потом… медицинский факультет университета. Так что по профессии я врач». Кстати, по свидетельству близких, настольной книгой никогда не страдавшего ипохондрией Рознера был «Справочник врача».

С кузеном Бернхардом Кернером. Начало 1920-х. На открытке надпись: «Любимым тете и дяде на память от племянника Адольфа и внучатого племянника Бернхарда»

Здесь мы сталкиваемся с первыми загадками в биографии Эдди, где правда соседствует с вымыслом, имиджевыми и маркетинговыми ходами, работой над образом, пережитая реальность усеяна преувеличениями, фантазиями и легендами. Многие из них ничуть не мешают рассказу, не нарушают его течение, особенно в наше время, когда каждая вторая «звезда» создает себе собственный миф. Мифы Рознера настолько красивы, настолько искусно и логично «инкрустированы» в панораму времени, в контексты, в линию судьбы, что поневоле вспоминаешь Вольтера: «Если даже этого не было, следовало бы придумать». У немцев, впрочем, есть другая поговорка: Es ist zu schön, um wahr zu sein – «Слишком прекрасно, чтобы быть правдой».

Гипсштрассе. На этой улице была школа, где учился