— Температура какая? Кашель, насморк есть? Осложнений нет? — мама сразу забросала меня вопросами.

— Нет мам. Уже всё в порядке, участковый врач разрешила через два дня, если всё будет хорошо, идти в детский сад, — успокаиваю, как могу, чтобы ураган по имени «мама» не разошёлся в полную силу.

— Хорошо, что обошлось. Настеньку позовёшь к телефону, привет ей передам?

— Заснула недавно, давай в следующий раз.

— С тобой следующий раз настанет, когда она в школу пойдёт, — мама не забывает вставить шпильку.

— Тут такое дело мам, — пытаюсь не реагировать на её провокации, — Игорь у тебя случайно не объявлялся? — я затаила дыхание, ожидая ответа.

— Ма-ам? — окликаю я, так как пауза уже затянулась. В ответ опять тишина и лишь её дыхание слышно в трубке телефона. Моё сердце заходится в учащённом ритме, ладони вспотели, и я чувствую, что ответ мне не понравится. Очень сильно не понравится.

— Жанна, — опять пауза.

— Ма-ма, — уже натурально рычу я, не выдерживая её молчаливого сопения.

— В общем, тут такое дело, — начинает мямлить она. О, неужели мама хоть что-то скажет. Мои руки ходят ходуном от нервного ожидания новостей. Как ещё трубка телефона из рук не выскочила.

— Игорь приезжал, хотел с тобой увидеться…, - выдала мама и вновь замолчала. А у меня на загривке волоски дыбом встали и тело ледяным ознобом сковало. С этой её театральностью меня так и «кондрашка хватит».

— Говори уже мам, чего скрывать теперь, — устало вздыхаю.

— Он решил признать Настю официально своей дочкой, — наконец подтверждает мама то, что я в принципе и так уже знала. Судебная повестка никак не может быть случайной ошибкой и недоразумением. Я в ответ опять протяжно вздыхаю, а в голове мысли носятся со скоростью света, сталкиваясь между собой, перепрыгивая друг через друга. Мысленно рычу на себя, чтобы начать соображать. Сосредотачиваюсь на маме — необходимо выяснить как можно подробностей.

— Но почему? Почему именно сейчас? И почему он уверен, что он и есть отец Насти? Ведь прошло столько лет, да и Лиля никогда не намекала на него, — спрашиваю маму, потому что мне нужны подробности. Очень много подробностей. Так как мой мозг отказывается верить, что Игорь действительно может быть отцом Лилиной дочки. Вернее, уже моей дочки.

— Жанна, он же звонил и приезжал к тебе. Вы что, выходит не встречались и не разговаривали даже по телефону? — в голосе мамы сплошное недоумение. Значит, это всё-таки она дала Игорю мой новый адрес и телефон, делаю вывод для себя.

— Нет мам. Я не стала с ним разговаривать, — покаянно признаюсь я.

— Ну, ты даёшь Жанна. Не ожидала от тебя такого, — строго отчитывает меня мать, впрочем, как и всегда.

— Что ещё тебе известно, — невежливо перебиваю её. Но посыпать голову пеплом я и так успею. — Говори всё что знаешь. Он действительно отец Насти?

— Мне известно не больше твоего. Но Игорь сказал, что он уверен в своём отцовстве. Потому искал твой адрес, чтобы забрать Настеньку себе.

В голове резко что-то взрывается. В глазах потемнело. Я сижу на табурете, но вцепилась пальцами в кухонный стол с такой силой, что кажется, ногти сейчас раскрошатся, вместе со столешницей. «Дыши, Жанна. Просто дыши», — говорю сама себе, пытаясь разумом остаться в действительности. «Тебе были нужны подробности. Поэтому терпи Жанна. Рыдать будешь потом». Мысленно уговариваю сама себя.

— Мам, — хриплю в трубку, так как горло перехватило спазмом, — что за бред?

В ответ опять тишина и мамино сопение.

— Говори уже, чёрт побери, что тебе известно? Что тебе Лиля говорила? — ору уже не сдерживаясь. От её молчания меня срывает с катушек.

Мама впечатлившись, залепетала:

— Лиля так и не призналась кто отец её ребёнка. Но однажды я видела их вместе. Так что Игорь вполне может быть отцом Насти, и по срокам зачатия совпадает. В смысле именно в те дни я их видела…. Не за этим самым… ну ты понимаешь. Но Лилька вела себя, как бы сказать, вызывающе и по-собственнически что ли, — под конец собственной речи мама заикается.

Да, я-то понимаю…. Я так понимаю, что хочется крушить и ломать всё, что попадёт под руку.

Но вот парадокс, одновременно с этим я желаю сжаться в комок, превратиться в серую незаметную мышку и сбежать, скрыться, исчезнуть, чтоб никто не нашёл. Чтобы все эти тревоги и страдания как-то сами собой улетучились. И чтобы жили мы с Настенькой в нескончаемом мгновении счастья, когда она, заливисто хохоча, бросалась снежками.

Вспоминаю, что мама ещё ждёт моей реакции. И по-быстрому невежливо (но какая сейчас от меня может быть вежливость?) завершаю наш разговор, сдабривая обещанием перезвонить в ближайшем будущем. Хорошо, что мама не против. Видимо в кои-то веки понимает моё состояние. И возможно даже капельку сочувствует мне (хотя сочувствие ко мне — это точно не про наши с ней отношения).

Я сползаю со стула прямо на пол и прижимаюсь спиной к стене, подтягивая колени к груди. Хочется заорать, нет завыть раненой волчицей. Мой собственный жених и родная сестра самым подлым образом предавали меня. Ведь я однажды застала их, выходящими из отеля. Но скрывала это от матери. А теперь выходит, что моя мать тоже видела подлецов вместе и не говорила мне, скорей всего из жалости. Стало быть, принятое мною в прошлом решение о расставании с Игорем было верным.

Я думала, что уже познала все грани боли от предательства близких людей. Но только сейчас я осознала весь ужас моего положения. Ведь если Настя и правда является родной дочкой Игорю, а он, установив отцовство, будет вправе увести её с собой в его новую жизнь. То, что буду делать я?! Как я смогу выжить без любимой доченьки?!

«А-а-а», — ору про себя, моя Настя-то спит. За эти годы я и рыдать, и орать научилась мысленно, не издавая ни единого писка. Мозги вот-вот грозились вскипеть от стресса и натуги, выдавая один за другим безумные варианты решения проблемы. «Боже мой, что же делать? Может сбежать? Или сменить наши имена и оформить новые документы? Срочно уехать за границу? И что я буду делать в той загранице одна и с маленьким ребёнком? Может уехать в тайгу и стать отшельницей, как Агафья Лыкова?» — миллион бестолковых идей, и каждая последующая была глупее предыдущей.

Руки ходят ходуном. Вспоминаю о дыхательной гимнастике и начинаю делать глубокие вдохи. После десятого или двадцатого, когда уже кружится голова, потихоньку успокаиваюсь. Мысли понемногу замедляют свой сумасшедший бег. Обвожу