Ничто теперь не могло отвлечь его от важных приготовлений.

И вот…

Дрожащей рукой Антон Ильич отворил тяжелую деревянную дверь и вошел в зал. Странно, помещение показалось ему незнакомым. Просторное, освещенное неестественным белым светом ламп, оно вмещало в себя огромное число слушателей – намного больше, чем предполагал Антон Ильич.

Не чувствуя собственных шагов, подгоняемый тишиной замершей в ожидании публики, он прошел сквозь ряды и очутился на сцене. Лампы здесь светили особенно сильно, и Антону Ильичу показалось, что под их яркими лучами даже мысли в его голове просвечивались насквозь.

Усилием он заставил себя улыбнуться, коротко поклонился, при этом встретившись взглядом с Алексеем Евсеичем, восседавшим напротив, прямо посередине первого ряда.

– Уважаемые дамы и господа, – начал было Антон Ильич до боли заученную речь, но с первых же слов понял, что в зале не услышали ни звука.

– Уважаемые дамы и господа, – повторил он более энергично, но звук не шел. На него по-прежнему смотрели десятки нетерпеливых глаз, ожидающих наконец что-нибудь услышать.

«Что-то с микрофоном», – пронеслось в голове Антона Ильича. На мгновение он растерялся. Затем взял себя в руки, наигранно пожал плечами, изобразив на лице крайнее удивление. Поправил микрофон, произнес что-то, но нет, его по-прежнему не слышат. Попробовал еще, постучав по микрофону, и еще раз, – нет, никакого эффекта. Антон Ильич заволновался не на шутку. Он оглянулся по сторонам, словно призывая кого-то на помощь из глубины сцены, но там, по-видимому, никого не было.

Зал между тем зашевелился. Какой-то седой господин в правом ряду размахивал руками, вероятно, подсказывая что-то Антону Ильичу. С разных сторон до него стали доноситься голоса, советовавшие что-то. Гул в зале нарастал.

Окончательно растерявшийся Антон Ильич выпустил наконец из рук микрофон, сошел с подиума и попытался было успокоить публику, как вдруг на всю аудиторию зазвенел резкий, оглушительный звонок. Антон Ильич опомниться не успел, как слушатели наперегонки ринулись к дверям, словно школьники, едва дождавшиеся окончания урока. Антон Ильич в ужасе смотрел на эту сцену. Пронзительный звон дребезжал не переставая. «Это конец», – подумал Антон Ильич.

В это мгновение он увидел впереди широкую спину Алексея Евсеича, направлявшегося к выходу вместе со всеми. Поняв, что это последняя возможность спасти положение, Антон Ильич кинулся за ним.

– Утес Евсеич! Фу ты, господи… Алексей Евсеич! Подождите! – отчаянно кричал Антон Ильич, пытаясь пробраться к Алексею Евсеичу сквозь толпу.

– Алексей Евсеи-и-ич! – Он и сам почти не слышал собственного голоса.

Последним, что увидел Антон Ильич, было обернувшееся к нему лицо Алексея Евсеича, угрюмое и недовольное…

Антон Ильич сел в постели. Сердце бешено колотилось. В горле пересохло. Он с размаху ударил ладонью по будильнику, звон наконец прекратился.

«Какой неприятный однако сон», подумал Антон Ильич, немного успокоившись. – «Это же надо присниться такому, да еще прямо перед выступлением». Поразмышляв так еще несколько минут, Антон Ильич решительно откинул одеяло. Пора было вставать.

Чувствовал себя Антон Ильич прескверно.

Вероятно, весь его облик явственно отображал муки бессонной ночи и переживания последних дней, потому что при виде него неизменно улыбчивое лицо Людочки скривилось от жалости и сострадания.

– Что с Вами, Антон Ильич? – в ее голосе слышались слезы. – И где Вы пропадали все выходные? Я Вас искала…

– После, Людочка, после, – Антон Ильич попытался отмахнуться от нее и проскользнуть в свой кабинет, но Людочка не сдавалась.

– Дома Вас нет, мобильный выключен! Что случилось?

– Людочка, миленькая, – раздраженно ответил Антон Ильич, – Вы же прекрасно знаете, через час у меня заседание. Позвольте…

– Так ведь отменили заседание! – перебила его Людочка.

Антон Ильич остановился и посмотрел на нее в недоумении.

– То есть как отменили?

– Так! Им, – Людочка закатила глаза кверху, – пришлось срочно лететь в Париж, по каким-то там делам. Так что все переносится на неопределенный срок. Нам еще в пятницу сообщили.

– Как в пятницу? Когда в пятницу?

– Так. В пятницу на вечере. Мы и письма уже всем разослали. Я потому Вас и искала, хотела предупредить, так Вы ведь…

В это время дверь соседнего кабинета с треском распахнулась, и из нее, шумно отдавая распоряжения в телефонную трубку, вышел Алексей Евсеич. Людочка мгновенно метнулась к своему столу, а Антон Ильич, ошеломленный новостью, замер на месте, не в силах пошевелиться.

– А – а, Антон Ильич! Приветствую! – прогромыхал Алексей Евсеич.

Антон Ильич беззвучно пошевелил губами и кивнул.

– Видите, как у нас все получилось. Перенесли на неопределенный срок. Эх, а мы тут так старались, – развел руками Алексей Евсеич. – Ну что поделаешь. Человек, как говорится, предполагает… Эх! Ну да ладно. Людочка! Меня сегодня не будет.

Алексей Евсеич направился было к выходу, на ходу застегивая плащ, но что-то заставило его обернуться и подойти к Антону Ильичу, продолжавшему стоять с выражением то ли досады, то ли крайнего удивления на лице.

– Да не переживай ты так, Антон Ильич, – сказал Алексей Евсеич тише обычного и тяжело похлопал Антона Ильича по плечу, отчего тот еще больше ссутулился и обмяк. – Пока все остается, как есть, но будет еще удобный случай и…

– Ну как же, Алексей Евсеич, – едва слышно пробормотал Антон Ильич.

– Я своих слов не забываю, ты же знаешь. Договорились? Вот и молодец!

С этими словами Алексей Евсеич энергично прошагал к выходу и скрылся за дверями.

Еще некоторое время Антон Ильич стоял неподвижно на прежнем месте, глядя прямо перед собой, словно что-то напряженно обдумывая. Затем неуверенно тронулся к выходу У дверей остановился, обернулся, огляделся вокруг, будто проверяя, не забыл ли чего, и наконец очутился на улице.

«Дождик закончился», – машинально отметил он про себя и побрел вдоль улицы по непросохшему еще асфальту.

Куда он направлялся и зачем, Антон Ильич и сам не знал. Мимо него плавно проносились трамваи. То справа, то слева его то и дело обгоняли прохожие, спешащие по своим делам. А Антон Ильич все шагал, уныло глядя куда-то вдаль, не замечая ни луж под ногами, ни людей вокруг. Торопиться ему было некуда.

Постепенно произошедшее утром начинало обретать смысл.

Нельзя сказать, что Антона Ильича так уж огорчило это несостоявшееся назначение, как показалось давеча Алексею Евсеичу Да и как можно расстраиваться, не зная в точности, чего ты только что лишился. Скорее он испытывал обиду и, быть может, разочарование из-за того, что все его хлопоты оказались напрасны.