Он покачал головой.

– Я отдал тебе все, которые у меня были.

Теперь я сама подергала ручку, представляя другую версию себя. Ту, что, должно быть, закрыла изнутри замок, прежде чем захлопнуть дверь. Мышечная память. Безопасность прежде всего.

Я подошла к окну гостиной – доски крыльца заскрипели под ногами. Попыталась поднять раму… та не поддалась.

– Лив, – не отставал Рик, пока я вглядывалась в темное окно, прижав ладони к стеклу. Ни одна лампочка в доме не горела. – Будь добра, поменяй замки. Понимаешь, среди друзей моего сына есть разные люди…

– Рик. – Я повернулась к нему. Сосед никак не мог забыть, каким это место было в прошлом, задолго до моего приезда. До того, как здесь появились больница, новостройки, блестящий новенький асфальт, рестораны и толпы людей. – Если бы меня хотели ограбить, то не стали бы ждать так долго. – Он собрался возразить, но я его остановила. – Ладно, поменяю. Хотя сейчас это вряд ли поможет.

Он вздохнул, и дыхание превратилось в пар.

– Может, ты как-то иначе выбралась?

Я сошла за ним с крыльца и осторожно зашагала по высокой траве. Мы обогнули дом. До окна моей спальни снаружи не достать, к тому же оно явно заперто. Попробовали открыть заднюю дверь, потом окна кабинета и кухни – все, до чего смогли дотянуться.

Ничто не потревожено, все заперто наглухо. Рик поднял глаза на рифленое чердачное окно, выходившее на небольшой, чисто декоративный балкон, и нахмурился. Оно было приоткрыто.

– Ну, это уж слишком, – протянула я, с трудом подавив озноб.

Вторым этажом никто не пользовался, он пустовал, лишь в углу стояло деревянное кресло-качалка, чересчур громоздкое, чтобы стащить его вниз по лестнице. Такое впечатление, что его прямо там и сделали. В центре потолочной балки – единственном месте, где можно было выпрямиться, – висела одинокая лампочка.

Наверх вела узкая лестница, втиснутая за дверью в коридоре. Сам чердак был настолько тесным и темным, что там становилось не по себе. Оттуда доносились все звуки, которые издавал дом: шум воды в трубах, гул отопления, жужжание вытяжки. Я поднималась туда редко, разве что немного прибраться. И всякий раз неизменно начинала с того, что открывала это окно – облегчить задачу.

Я слышала, что если очутиться глубоко под водой и не знать, где поверхность, то можно сориентироваться, выпустив воздух и следуя за пузырьками к спасению. Открытое окно служило мне таким ориентиром. Если бы когда-нибудь понадобилось, поток воздуха подсказал мне, где выход.

Видимо, в последний раз я забыла его закрыть. Однако прыжок оттуда закончился бы более плачевно, чем испачканные руки и оцарапанная ступня.

Рик провел ногой по траве, и я заметила, что он тоже босой. Значит, услышал меня среди ночи и прибежал на помощь, даже не подумав обуться или прихватить куртку.

Сосед направился к заднему крыльцу, я поплелась за ним.

– Сын тут всегда прятал ключ… – Он наклонился и пошарил в трещине под лестницей. Вытащил что-то, покрытое грязью. Оперся о колено, выпрямился и положил мне на ладонь кусочек металла. – Надо же, все еще здесь.

Я вставила ключ в скважину и открыла дверь.

– Ура, – обрадовалась я.

Протянула ключ Рику, но тот его не взял.

– Ну пожалуйста, на всякий случай, – настаивала я. – Пусть у тебя будет запасной.

Продолжая хмуриться, Рик все же взял ключ и положил в карман. Ночью сосед выглядел каким-то другим. Обычно ходил в джинсах, фланелевой рубашке и туго зашнурованных рабочих ботинках, несмотря на то что давно уже не работал подрядчиком. В начале года ему исполнилось семьдесят. Седые волосы обрамляли лицо с глубокими морщинами – видно, что человек провел десятилетия на солнце, своими руками выстраивая жизнь. Он по-прежнему возился в сарае, постоянно предлагал вместе достроить мой верхний этаж. Сейчас он выглядел другим не только из-за непривычной одежды, он как-то вдруг состарился. Стал будто хрупким. Контраст был удручающим.

Рик вошел в дом первым, включил свет и обвел глазами кухню. В раковине стоял бокал из-под вина. Я почувствовала непреодолимое желание прибраться, доказать, что забочусь об этом месте. Что я его достойна. Несмотря на кажущуюся мягкость, Рик был проницателен, его взгляд постоянно перемещался – к сводчатому входу, к темному коридору.

Именно к Рику я прибежала за помощью, когда однажды на крыльце обнаружила детеныша летучей мыши; когда увидела у самого порога змею; когда мне мерещились шорохи в кустах. Сосед сказал, что летучая мышь, вероятно, заблудилась, и прогнал ее метлой; заверил, что змея безвредна; велел мне топать ногами, шуметь и всячески заявлять о своем присутствии, чтобы отпугнуть всю живность, которая рыщет по кустам. Разросшийся в последние пару лет город загнал диких зверей глубже в леса, но ушли не все. Кое-какие остались. Заявляли о себе. Отстаивали свои права.

Рик оглядывал дом, словно видел его в прошлом: с другими людьми и другой историей.

– Я тебя услышал, – сказал он, теребя золотое кольцо на безымянном пальце. – Услышал, как ты кричала.

Я закрыла глаза, пытаясь вспомнить свой сон. Понять, что именно кричала. Звала кого-то или просто на помощь? Слова вертелись на языке, пока глаза скользили по поверхности кухонного стола. Посылка с вещами матери стояла теперь в шкафу, в спальне, куда я поставила ее два дня назад.

– Извини, что напугала, – сказала я.

– Да ничего.

Руки старика слабо дрожали, что случалось теперь все чаще и чаще. То ли начало болезни, то ли тяга выпить. Я не спрашивала. Как и он не спрашивал меня о руке, хотя часто задерживал взгляд на длинном шраме; каждый раз пристально всматривался, прежде чем отвести глаза.

Дрожащими пальцами Рик вынул у меня из волос увядший лист, застрявший где-то над ухом. Вероятно, я подцепила его, когда пробиралась сквозь низко висящие ветки между нашими участками.

– Хорошо, что я тебя нашел.

Я покачала головой.

– Со мной такое раньше случалось. Ходила во сне. Но все давно прошло, – повторила я, как ребенок, который отказывается во что-то поверить.

Он кивнул. Часы на микроволновке показывали 03:16.

– Постарайся немного поспать, – посоветовал он, открывая дверь из кухни.

Вставать меньше чем через три часа. Бессмысленно ложиться.

– Ты тоже.

– Не забудь запереться, – крикнул Рик с заднего крыльца. Дверь захлопнулась, в ящике задребезжали столовые приборы. Шлепанья босых ног почти не было слышно, когда сосед спускался по ступенькам.

Теперь я сама осматривалась вокруг, проверяя, не побывал ли кто в доме. Задержала дыхание, прислушалась, хотя знала, что была одна.

Ведя пальцами по темной стене, я подошла к открытой двери в спальню. Щелкнула выключателем. Простыни выдернуты из-под матраса и смяты в ногах. По спине поползли мурашки. Знакомая сцена – все признаки ночного кошмара, хотя кошмаров не повторялось уже много лет. В детстве врачи приписывали эти эпизоды посттравматическому синдрому, вызванному ужасами трех дней, проведенных под землей.