— Да, мы знаем. Дагмар Штенгель, в девичестве Фишер. Вы едете в Берлин на встречу с ней. Разве не так?

Стоун вновь уставился на чашки с блюдцами. Он не собирался откровенничать, но вопрос явно риторический, и вовсе ни к чему попасться на вранье.

— Верно, Дагмар Фишер, — сказал он.

— Дагмар Штенгель.

— Я знал ее как Фишер. Она вышла за брата уже после моего отъезда из Германии.

— Когда в последний раз вы виделись с госпожой Штенгель?

Стоун глубоко затянулся сигаретой и прикрыл глаза. Как часто он это вспоминал. Гудки и лязг паровозов. Запах ее волос. Динамики грохочут маршами, невозможно прошептать ей все, что так хотелось сказать.

— В тридцать девятом, — ответил Стоун.

— В Берлине?

— Да. В Берлине.

— А после войны? Пытались ее разыскать?

— Конечно. Я искал всю свою семью.

— Вы были в Германии?

— Да. С войсками. Администрация помощи и восстановления Объединенных Наций. Я работал в лагерях для перемещенных лиц. Вы же это знаете, обо всем сказано в моем досье.

— Ага, весьма удобно для поиска неуловимой иудейки, — с полным ртом прошамкал Питер Лорре.

«Неуловимая иудейка». Ничего себе! Коротышка явно не улавливал, сколько в этой фразе пренебрежения и подозрительности.

— Неуловимая иудейка? — переспросил Стоун. — Это вы о ком?

— О фрау Штенгель, разумеется.

— Ну так и говорите.

Повисло короткое молчание.

— Значит, фрау Штенгель? — сказал Лорре. — Нашли ее?

— Нет.

— Что с ней случилось?

— Я так и не узнал.

— Еще одна безымянная жертва Холокоста?

— Видимо, так.

— Но теперь считаете, что она выжила?

Стоун помолчал, обдумывая ответ.

— С недавних пор позволил себе на это надеяться.

— С чего вдруг?

Изо всех сил Стоун старался подавить раздражение. Злость — плохая помощница. Особенно в общении с теми, кто сидит за столом под зеленой холщовой скатертью, на котором лишь чайные чашки и блок чистой желтой бумаги для записей.

— В чем дело? — спросил Стоун. — Не понимаю вашего интереса и почему вообще я должен отвечать.

— Все очень просто. — Толстяк разломил печенье и кусок побольше отправил в рот. — Если вы с нами сотрудничаете, вскоре отправитесь в путь-дорогу. Если нет, мы вас проволыним до второго пришествия. В Берлин попадете не раньше двухтысячного года, когда уже будете древним стариком, а сам город давно превратится в груду дымящихся радиоактивных развалин. Поэтому будьте благоразумны и отвечайте на вопросы. Почему теперь вы решили, что Дагмар Штенгель жива?

Стоун пожал плечами. Ладно, этот маленький боров и так все знает.

— Потому что она со мной связалась.

— Вот так вдруг?

— Да. Вдруг.

— Через семнадцать лет?

— Именно так.

— И вы уверены, что это фрау Штенгель?

Вот тут закавыка. Он уверен. Абсолютно. Почерк, интонация, детали… И все же…

Стоун уклонился от прямого ответа:

— Она сообщила, что так называемой «субмариной»[4]почти всю войну провела в Берлине. Но в июне сорок четвертого гестапо ее схватило и отправило в Биркенау. Ей удалось бежать.

— Скажите на милость!

— Такое случалось — редко, но случалось. Она воспользовалась бунтом зондеркоманды четвертого крематория и потом до конца войны сражалась вместе с польскими партизанами.

— Удивительная история.

Но вполне возможная. Несмотря на изящные манеры, Дагмар была тверда и решительна.

— Вижу, вам и самому трудно поверить. — Толстяк смотрел в упор. — Конечно, после стольких лет. Однако должен сказать, что все это правда. Во всяком случае, финал истории. Дагмар Штенгель жива-здорова и обитает в Восточном Берлине.

Обдало радостью, закружилась голова. Порой так бывало во сне, когда на берегу Ванзее ее руки в дождевых каплях обнимали не брата, а его.

— Откуда вы знаете? — Стоун постарался, чтобы голос не дрогнул.

— Мы много чего знаем.

Стоун грохнул кулаком по столу. Чашки задребезжали. Трубка допотопного телефона подпрыгнула на рычагах. Ведь это его личное дело. Его семья. Его жизнь. Как они смеют устраивать какие-то игрища!

— Откуда вам известно? — рявкнул Стоун. — Говорите!

— Есть источники. — Игнорируя эту пылкость, толстяк лениво занялся второй половиной печенья. — Конфиденциальные.

— Вы из МИ-6?[5]

— МИ-6 не существует, мистер Штенгель.

— Стоун! Моя фамилия Стоун. Уже целых пятнадцать лет!

— Ну да, вы ее сменили, верно?

Вновь легкая издевка. Уже не над немцем, который открестился от нацистов, а над трусливым жидом, переменой имени скрывшим свое еврейство. Но этим британцам все едино. Они спасли мир во имя благопристойности и честной игры, а не ради того, чтоб чертовы жиды невесть кем себя возомнили.

— Я сменил фамилию по приказу командования, — огрызнулся Стоун. — Британской армии. Попади я в плен, с немецкой фамилией, обычной для евреев, меня бы отправили в газовую камеру.

— Ладно, остыньте. — Коротышка покровительственно усмехнулся. — Нам это известно.

— Вам до черта всего известно.

— Стараемся.

— Потому что вы из МИ-6. Секретная служба.

— Ответить не могу, верно, мистер Стоун? Иначе это уже не будет секретом.

Питер Лорре ухмыльнулся и отер рот, явно довольный собственной шуткой.

Давно следовало догадаться. Уже по виду комнаты. Никакой обстановки, на столе только чашки, печенье, бумажный блок и телефон. Ни книг, ни брошюр, ни ежедневника. На стенах никаких таблиц, нет мусорной корзины и даже скрепок. Что ж это за контора? Даже в полицейском участке на стенах плакаты.

Да еще эта пара лицедеев. Один говорун, другой молчун. Ну да, классика. Жуткий трафарет. Как же он не догадался? Натуральные агенты.

И они четко сказали: Дагмар жива.