Но в то же самое время Эрик Фрэнк Рассел пишет рассказ «Пробный камень» (1954, рус. перевод — 1966), в котором отношение землян к чернокожим служит мерилом отношения к ним самим. Год спустя появляется знаменитая «Абракадабра» («Allamagoosa», 1955) — блестящая антибюрократическая и антивоенная сатира, за которую автор получил свою единственную литературную премию, «Хьюго-56».

Еще в 1954 году в США вышел его сборник «Глубокий космос» («Deep Space»), год спустя появляется еще один сборник — «Люди, марсиане и машины» («Men, Martians and Machines»), собравший в себя значительную часть ранних рассказов автора, опубликованных в 1943–1943 годах. Таким образом, Рассел постепенно переключается с романов на менее объемистую прозу. Одновременно он принимает участие в создании сценария для грандиозного «межавторского» киносериала «Звездный Путь» («Star Track»). Его повести и рассказы многократно публиковались отдельными сборниками: «Вот эти шесть миров» («Six Worlds Yonder», 1958), «Далекие звезды» («Far Stars», 1961), «Темные потоки» («Dark Tides», 1962), «И послышался голос» («Somewhere a Voice», 1965), «Непохожий ни на что земное» («Like Nothing on Earth», 1975) и «Лучшее Эрика Фрэнка Рассела» («The Best of Eric Frank Russell», 1978) — последний сборник вышел под редакцией Алана Дина Фостера, знаменуя тем самым преемственность литературных поколений.

Владислав Гончаров

Государственный научно-исследовательский центр, самое средоточие интеллектуальных усилий страны, размещался в огромном угрюмом здании, мрачноватом даже по стандартам двадцатого столетия. В сравнении с ним Форт-Нокс и Алькатраз, Бастилия и Кремль должны были смотреться бревенчатыми фортами времен покорения Дикого Запада. Но все же и это грандиозное сооружение не было неприступным. Враждебные глаза неусыпно наблюдали за ним, подмечая самые мелкие детали, враждебные умы тщательно анализировали все огрызки информации. И в итоге даже столь закрытое и засекреченное учреждение могло оказаться менее безопасным, чем изъеденная молью палатка пионера-первопроходца.

Фасад здания возвышался на сорок футов над землей и еще на тридцать футов уходил под землю. Его толщина составляла восемь футов, а сложен он был из гранитных блоков, покрытых снаружи гладким как шелк полированным алюминием. На этой глади не нашлось бы и выбоинки, за которую могла зацепиться нога паука. Под основанием стены, на глубине тридцати шести футов, располагалась многократно дублированная сенсорная система, рассчитанная на обнаружение и пресечение любых попыток подкопа, кто бы их ни производил — человек или крот. Те, кто проектировал и строил эту стену, были твердо уверены, что фанатики способны на все и что ни одна из принятых мер предосторожности не окажется излишней перестраховкой.

По всему периметру здания имелось лишь два прохода, нарушавших монолитность его стен, — маленькая узкая дверь на фасадной части, служившая для входа и выхода персонала, и большие ворота с задней стороны, через которые на грузовиках доставлялось все необходимое для работы, а также вывозилась готовая продукция и отходы. Обе бреши прикрывались тройными стальными дверьми, массивными, как ворота судоремонтного дока. Все двери открывались и закрывались автоматически, причем по очереди, и ни в коем случае не могли быть открыты одновременно. Каждая дверь охранялась своим взводом охраны. Охрана состояла из здоровенных мордоворотов — при одном взгляде на их физиономии становилось ясно, что с этими должностными лицами лучше не ссориться.

Впрочем, выйти из здания было несколько проще, чем в него войти. Для этого требовалось только иметь пропуск на выход, а единственной трудностью была длительная задержка в тамбуре перед каждой дверью, которая могла быть открыта только после того, как закроется предыдущая. Но движение в обратном направлении, то есть внутрь, представляло собой нечто невообразимое. Если сотрудник был хорошо известен охранникам, то его при входе ожидала только задержка на открытие дверей и не слишком длительные проверки пропуска, который периодически менялся. Это было обычной процедурой, но для незнакомца проверка оказывалась куда более серьезной. Какой бы важной птицей этот человек ни являлся и сколь бы авторитетные документы он ни предъявил, ему приходилось выдержать продолжительное и дотошное собеседование с первой группой охраны.

Если в ответах посетителя охранникам что-то не нравилось или они просто были не в настроении, посетитель подвергался обыску, которой в числе прочего включал в себя изучение всех естественных отверстий входящего. Любой найденный предмет, который охрана рассматривала как подозрительный, необъяснимый или просто не относящимся к теме визита, несмотря ни на какие протесты, безжалостно конфисковывался и возвращался владельцу только при выходе.

Но это был только первый этап. Второй эшелон охраны должен был обнаружить то, что не сумел найти первый. Повторный обыск мог включать в себя даже снятие зубопротезных мостов и внимательное изучение полости рта — эта тактика была введена после изобретения передающей телекамеры величиной в половину сигареты.

Третий эшелон охраны состоял из хронических скептиков. Эти охранники имели право задержать любого незнакомца и устроить ему повторную проверку по всем пунктам, относящимся к ведению первых двух постов — тем самым бросая тень на добросовестность своих коллег. К моменту появления проверяемого лица сюда уже должен был поступить полный отчет о двух произведенных обысках, и любой промах в технике проверки подвергался немедленному исправлению — даже если для этого посетителя приходилось снова полностью раздеть. Охранники третьего эшелона имели в своем распоряжении такие серьезные приборы, как рентгеновские установки, детектор лжи, ультразвуковые камеры и устройство для проверки отпечатков пальцев, — правда, целиком весь этот набор использовался довольно редко.

За неприступной сверкающей стеной скрывалась «начинка» научно-исследовательского центра. Подразделения, цеха и лаборатории были отделены друг от друга стальными дверями и суровыми охранниками, так что проход из одной части комплекса в другую был крайне затруднителен. Каждый такой отсек был обозначен своим цветом, которым были выкрашены все стены и двери. Чем дальше в спектре располагался цвет, тем выше была секретность данного подразделения и тем больший приоритет давался этому отделу. Работники подразделения с желтым цветом не могли пройти в отсек с голубым цветом. Работники «голубого» отсека могли пойти «полировать пол» (как они это называли) к своим «желтым» или «красным» коллегам, но им было строжайше запрещено совать нос за фиолетовые двери.

Но даже охранники не могли пройти через черные двери без формального приглашения с той стороны. И лишь люди «черного» сектора, президент да сам Господь Бог могли свободно ходить по всей территории Центра.