Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Достаю из кармана найденный болт. Размахиваюсь и швыряю его подальше.
Внезапно хлестко бьет по ушам давно отпечатавшееся на подкорке, словно дорожка на пластинке, начало «Лебединого озера», и сполохи прекращаются. Поспешно выбираюсь на пологий берег к тарахтящему движку, поскальзываюсь, падаю на колени возле форпоста с его высоким железным крестом – особый отряд, пожалуйста, пожалуйста, помоги – и Хмарь тут же расступается, выталкивает меня из своего душного туманного чрева и мертвенно выдыхает в затылок детским голосом:
– Папа…
Если бы это была правда, Полинка, если бы только это была…
Захлебываясь душистым зеленым воздухом «дыхалки», бегу, бегу что есть сил.
– Стой! Кто там?!
Резко останавливаюсь, не в силах поверить в реальность голоса и сразу ответить, понимая, что каждая секунда молчания грозит смертью. Поднимаю руки, чтобы на вышках их видели.
– Это я! Болт! Генка я…
– Ближе! Покажи лицо!
Маску срываю быстро, а приближаюсь медленно, чувствуя на себе холодные черные зрачки винтовок. Одинокая маленькая мишень.
Мучительная пауза.
– Черт, где тебя носило?! Все уже вернулись.
– Напали же… Вдруг… Заблудился…
– Че на морде-то, землю жрал?
Заливисто, явно сбрасывая напряжение, смеются, отводят винтовки. Я тоже выдыхаю.
– Так, споткнулся.
– Пароль!
– Чечевица.
– Ладно, двигай булками… Живее! Открыть ворота!
БАЗ-З!
Скрежет металла и лязг открывающейся створы звучат великолепной музыкой. Это – двери в мир, который намного страшнее окружающего. И тем не менее с облегчением понимаю…
Я дома.
«Двоим лучше, нежели одному; потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их: ибо если упадет один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его. Также, если лежат двое, то тепло им; а одному как согреться? И если станет преодолевать кто-либо одного, то двое устоят против него: и нитка, втрое скрученная, нескоро порвется».
31 декабря 2034 года – 1 января 2035 года
Хр-р-рз, звяк, шр-р-р…
Пауза.
И снова.
Хр-р-рз, звяк, шр-р-р…
Пауза…
Далекий звук приносили стены. Его усиливали латаные-перелатаные кишки ржавых труб, заткнутые где возможно ветхими трусами, носками и прочим пришедшим в негодность тряпьем, которое лебеди таскали из прачечной или рейдов. Сама конструкция из металла и бетона словно издевалась над своими обитателями в этот час.
Лежа на своей шконке, Болт с кривой усмешкой покосился на старый будильник без стрелок. В этот час. Как будто здесь существовало время.
Это слышали все. Заученное до зубовного скрежета сочетание звуков – словно азбука Морзе, доносящаяся из преисподней. Преисподняя здесь повсюду, но в этот час она концентрировалась наверху. На техническом этаже массивного пятиэтажного здания, давившего, вжимавшего людей в пол, в фундамент, в грунт, силясь сломать остатки воли и самообладания. Это шумное воплощение преисподней – как абстинентный синдром в легкой форме у алкоголика – нужно перетерпеть, пока не отпустит.
Или пока не выпадет жребий идти туда. Сторожа развлекать. Который скорее бесследно заберет, чем отпустит, окончательно сведя с ума. Как карта ляжет. Каждому свое на роду написано.
Невозможно было предугадать, когда Ночному Обходчику захочется пошуметь. Болт припомнил, что в две тысячи двадцатом он пришел всего однажды, а вот в двадцать седьмом колобродил чуть ли не каждый месяц. Хорошо, что любое его посещение ограничивалось одним часом. Всегда. С десяти до одиннадцати вечера с технического этажа доносились тяжелые шаги, грохот, выстрелы, невнятные ругательства, из неисправного динамика хрипло лилась мелодия «Лебединого озера». Ночного Обходчика неведомым образом было слышно везде – даже в теплицах и гараже, даже в кабинете самого начальника Чулкова.
А в конце часа раздавалось неизбежное: хр-р-рз, звяк, шр-р-р…
Сухой шорох дубинки охранника, не спеша скребущей по бетону стены, а потом ныряющей в дверной проем.
Вот и сейчас пятьдесят семь человек в камерах не спали, хотя каждый умел отключаться сразу же после отбоя, моментально, еще не коснувшись щекой подушки. Они беззвучно шевелили губами, считая звяки заступившего «на смену» Обходчика. Если их будет не пятьдесят семь, а хотя бы на один меньше…
Иногда Обходчик, словно издеваясь, делал перерывы. Вот и сейчас: хр-р-рз, звяк… И тишина, тишина до звона в ушах, до судороги в скулах.
И вдруг в соседней камере – раскатисто, хрипло:
– Труха, заткнись!
– Звиняюсь, командир! Накипело! Душу дерет, аж мочи нет…
И Труха, в далеком прошлом главарь бандитской группировки, убийца семи человек, громко, на грани истерики захохотал. Болт увидел его как наяву – старого, с всклокоченными вихрами вокруг плешивой макушки, в майке-алкоголичке, запрокинувшего голову и лыбящегося в потолок щербатым ртом. Треники обвисли на сухих и тонких, словно у довоенного кузнечика, коленях. Вот-вот готов заплакать…
Но полегчало сразу. Так периодически делал каждый. Назло Обходчику. Чтобы просто переключиться. Разрушить мертвую тишину, из которой Обходчик, казалось, и приходил. Все знали, что охранникам тоже не по себе: в такие моменты они лишь прикрикивали, да и то для проформы.
Шр-р-р…
И пятьдесят седьмой «звяк».
Горланил Труха уже явно от облегчения: в этот раз чердачная тварь никого себе не потребовала. А следующая «смена» Обходчика когда еще будет! Может, через месяц, а то и вовсе через полгода.
Рассеянно вслушиваясь в затихающие вопли, Болт лежал и смотрел на будильник с отломанными стрелками. Что же он на самом деле? Что такое этот Обходчик?
И кстати, что все-таки поселилось в Аду – в бывшем административном корпусе? Совсем недавно там вновь стало настолько тихо и спокойно, что решились послать троих в рейд. Не вернулись. Искать пропавших никто не хотел, а впрочем, и жеребьевку еще не проводили. Хотя кто-то пустил слушок, что все решит следующий бой.