Андерсоны ушли, и на глаза Катерины навернулись слезы. Она качала Марису, стараясь успокоить ее.

Фейт зацокала языком.

– Моя дорогая, ты должна подумать о благополучии ребенка. Уже год прошел. Если ты подождешь еще, ребенку будет сложно приспособиться к новой семье. Андерсоны – хорошие люди. Они вырастят ее в любви.

– Но я тоже люблю ее! Ребенку достаточно одной матери!

– Ты должна смотреть фактам в лицо. Такая милая девушка, как ты, может начать все сначала и выйти замуж за хорошего парня. Но мужчинам не нужен чужой ребенок. – Фейт сделала паузу. – Ты так и не связалась с отцом малышки?

Отец Марисы… Катерина покачала головой, чувствуя, как старая рана в сердце заныла с новой силой. Многие годы они были самыми близкими друзьями, с детства обожали друг друга, понимали с полуслова, а став взрослыми, открыли для себя страсть. Но Мариса – это все, что осталось после.

– Моя мать овдовела и вырастила меня самостоятельно. Я могу поступить так же.

– В нашем обществе овдовевшая женщина и мать-одиночка с незаконнорожденным ребенком имеют существенные различия. Думай о клейме, которое будет носить твой ребенок. Ты этого для нее хочешь?

Катерина глянула на малышку. Слезы девочки высохли, на лице появилась улыбка. Сердце Катерины растаяло. Эти выразительные голубые глаза были круглыми, невинными и как две капли воды похожими на глаза отца девочки. Катерина не могла ее отпустить. Мариса – единственное, что осталось ей от мужчины, которого она будет любить вечно.

– Она останется со мной.

– Мы хотим для тебя только лучшего, – тяжело вздохнула Фейт.

Катерина покрыла дочку поцелуями, почувствовав огромное облегчение: она успела вовремя.

Фейт и Патрик О’Коннеллы были честными людьми и не обманывали матерей-одиночек. Катерина знала, что они бы не позволили Андерсонам забрать Марису без ее разрешения, в отличие от хозяев других подобных пансионов. Но теперь даже намек на то, что незнакомцы могут притрагиваться к ее дочери, ввергал Катерину в панику.

Она поклялась, что никому не позволит забрать у нее ребенка. Она сделает все возможное, чтобы сберечь дочь, а общество и приличия пусть катятся к черту.

– Дело не в том, что мы не любим тебя или Марису. – Выражение лица Фейт подчеркивало серьезность ее слов. – Но очередь из желающих удочерить ее не бесконечна.

От этих тяжелых слов девушка зажмурилась. Фейт когда-то была монахиней, и ее миссия заключалась в помощи другим. Но Катерине было сложно осознать всю трудность этой стези.

Она просто закрыла глаза и наслаждалась теплом прижатого к ней маленького тельца. Сладкий пудровый запах всегда приносил радость, но сегодня эмоции просто зашкаливали. На гладкой, оливкового цвета щечке девочки лежал локон темных волос, мягких, как гусиный пух. В порыве нежности Катерина провела по ним пальцем.

– Моя драгоценная девочка, – пробормотала она.

Мариса закрыла глаза, прижавшись к маме. Катерина гладила ее, сдерживая рыдания. «Как я могла только подумать о том, чтобы отдать тебя?»

Фейт положила руку на плечо девушки.

– Если ты не рассматриваешь удочерение, может, вернешься на виноградник матери в Напа? Вдруг она смягчится, увидев Марису?

Катерина с негодованием покачала головой.

– Поездка домой обернется полным провалом. Мама никогда не простит меня.

Много лет назад, когда Катерина повзрослела, мать предупреждала ее обо всех ошибках, которые допускают молодые девушки. Интимные отношения до свадьбы, беременность, незаконнорожденные дети. Совершенно непростительно!

Слова матери звучали в ушах девушки. Она тысячи раз слышала ее упреки: «Я отрекусь от тебя, если ты совершишь такую ошибку! Только сброд поступает так! Девчонка в таком положении должна отдать своего отпрыска на усыновление, это будет ее единственным достойным поступком. Нет ничего хуже, чем принуждать мужчину к браку!»

Фейт погладила волосы Марисы и поцеловала ее в лобик.

– Если бы только твоя мама могла увидеть эти счастливые глаза! Она бы сразу ее полюбила, как думаешь?

– Вы себе не представляете силу гнева Авы Розетты!

Катерина нахмурилась. Казалось, Фейт к чему-то ведет, но прежде чем Катерина успела спросить ее об этом напрямик, дочь повернула к ней личико, и сердце матери воспарило. Видя глаза дочери – его глаза, которые смотрели на нее, доверяли ей, нуждались в ней, она не могла вынести даже мысли о расставании.

Когда девушка согласилась наконец поступить разумно, как и уговаривала Фейт, у нее было такое чувство, словно душу разорвали пополам.

Возможно, отдать ребенка на усыновление тем, кто сможет его лучше обеспечить, – верное решение для некоторых девушек, но это явно не для нее. Возможно, те, другие, сильнее, чем она, а возможно, просто пребывают в большем отчаянии. Катерина скорее возьмет нож и вырежет собственное сердце. Именно такое желание она почувствовала, когда ее попросили подписать бумаги на удочерение.

Фейт взяла ее за руку.

– Ты едешь в Напа на выходные?

Катерина кивнула. Мать просила ее выбрать вино для дегустационного конкурса. Ава Розетта была уважаемым виноделом. Ее стандарты были столь высоки, что Катерина часто задумывалась, сможет ли соответствовать им как в ремесле, так и в жизни.

– Может быть, ты возьмешь с собой Марису? Все-таки это твой дом.

Действительно, почему бы и нет?

Чувство вины сдавило ей горло. Чем дольше Катерина скрывала собственную ошибку, тем более изворотливой становилась ложь по необходимости. Так больше не могло продолжаться. Ее рассказы превратились в ураган лжи, высасывавший из нее силы.

И что еще более важно, она нечестна по отношению к Марисе. Она не сомневалась, что настанет день, когда придется выбирать между любовью к матери и чувствами к собственному ребенку. Эта мысль разрывала душу.

Яркие волосы Фейт обрамляли веснушчатое лицо, на котором застыло выражение обеспокоенности.

– Должна сказать, что через две недели у нас будет новая постоялица и нам понадобится твоя комната.

Катерина сморгнула горячие слезы.

– Я скажу ей на этих выходных.

Она все это время жила отрицая, теперь же пришла пора принять последствия собственных действий. Ей придется спросить у матери, сможет ли она пожить дома с Марисой, по крайней мере до тех пор, пока ее квартира не освободится. Девушка с новой силой прижала к себе ребенка. Что бы мать ни высказала ей на выходных, это, безусловно, будет справедливо, учитывая вполне предсказуемый шок от той правды, которую она планировала раскрыть.

Долина Напа, Калифорния

Ава распахнула входную дверь шато и отпрянула: мимо, обогнув центральный вход, обрамленный рядами итальянских кипарисов, промчался блестящий красно-белый корвет.