— Все в порядке.

— Серьезно?

— Конечно.

— Ладно, — соседка заметно расслабляет плечи, поглядывая на меня с улыбкой.

Она, одета в свободные джинсы и серую футболку, забрасывает рюкзак на плечи и прежде чем двинуться мужской походкой к двери, салютует мне, точно какой-то парень. Я уже привыкла к такой Глории, поэтому отвечаю ей на жест и провожаю ее взглядом, пока за ней не закрывается дверь. Сразу после я падаю на постель, головой к изножью, закрываю глаза руками и стараюсь слиться в гармонии с собственными раздумьями. Ни черта, что и предполагалось, не выходит, пока я не распахиваю веки. Стена над изголовьем кровати увешана фотографиями всяких звездных личностей — голливудских и европейских. Прямо посередине — фото, которое я повесила недавно: на нем молодой парень, что снялся во многих рекламных роликах и некоторых итальянских клипах. Он красивый, да, притягательный, но по большому счету я повесила его изображение над головой, потому что он — единственный очень известный в Италии мужчина, окончивший университет Тор Вергата. Когда я узнала об этом, он стал мне ещё больше интересен.

А что, если…

Джемма Беллони — яркая брюнетка с достаточно пышным бюстом, кудрявыми волосами до плеч. Она обожает носить большие круглые сережки в ушах, чередуя цвета, и не может жить без красной помады. Она и правда очень красива. Девушка, ставшая мне лучшей подругой здесь, в Риме. Туристы, — те, что приезжают сюда исключительно ради горячего темперамента очаровательных итальянок, — буквально сворачивают шеи, провожая Джемму взглядами.

Она с наслаждением поедает страчиателлу*2 и специально постанывает, глядя на меня, чтобы я тоже сдалась. Но есть мне совсем не хочется, я полностью сконцентрирована. Внутри джелато-кафе много народа, поэтому мы расположились за столиками на улице, прикрытыми широкими зонтами.

— Это очень вкусно, — повторяет в сотый раз за пятнадцать минут подруга, и я, разумеется, вновь кошусь на нее.

Через мгновение для меня, как и прежде, существует лишь шариковая ручка, зажатая в ладони, и тетрадь перед глазами. Необходимо дополнить список вопросов. О чем я ещё спрошу? Я боюсь переходить на каверзные и провокационные. Не хочется быть начинающим журналистом, которого выгонят прямо во время интервью.

— Ты слишком заморачиваешься, — бубнит под нос Джемма; она заполняет рот ещё одной ложкой десерта и продолжает говорить: — Это все бесполезно.

Мне удалось понять то, что она хотела сказать, но в действительности звучало это ужасно и почти неразборчиво. Я устала от того, что Джемма повторяет одно и то жe, считая мои планы глупыми и несбыточными. Оторвав взгляд от толстого блокнота, я легко цокаю языком и вперяю в нее взгляд. Джемма повторяет за мной и изгибает одну бровь.

— Не помогает, — изрекаю я, душа в себе желание закатить скандал.

Подруга непонимающе фыркает и втягивает в себя через тонкую соломинку клубничный коктейль.

— Мм…Что?

— То, что ты постоянно критикуешь меня, не помогает. Давай ты просто помолчишь?

— Я просто хочу тебе сказать, Лин, что «профессор-заяц» могла бы думать, прежде чем раздавать поручения.

Закатываю глаза на ее замечание. Мне и так это понятно, но поделать я все равно ничего не могу.

— Погоди, что за… заяц?

Джемма машет ладонью, как будто ее кличка — что-то само собой разумеющееся.

— Ну, ты ведь обратила внимание на ее передние зубы, да?

Она загибает все пальцы правой руки, кроме указательного и среднего, изображая ими зубы Лучианы Корсини. Не удержавшись, я прыскаю со смеха. Убираю ее ладонь вниз, Джемма не возражает. Она искренне улыбается, задержав на мне взгляд, а потом кивает подбородком на мою тетрадь для заметок. Подружка забавляется, переключаясь на английский язык:

— Покажете мне список вопросов, мисс интервьюер?

Все, что я могу ей показать — это язык, что и делаю. За это мне приходится поплатиться реакцией на поползновение ее рук. Я стараюсь не визжать, но уклоняюсь oт ее длинных пальцев, как могу, поскольку ужасно боюсь щекотки.

— Прекрати! Прекрати! — срываюсь на крик вперемешку со смехом, рискуя обратить на нас внимание прохожих и других посетителей джелатерии.

Джемма резко вскидывает руки вверх в знак примирения, но продолжает негромко посмеиваться. Она поворачивается к своему мороженому, которое изрядно подтаяло в креманке, и зачерпывает его чайной ложкой. Десерт на жарком римском солнце превратился в напиток, и на дне столового прибора походит на коктейль в стакане рядом.

— Так что ты думаешь делать? — Джемма доедает джелато и отодвигает от себя фарфоровую посудину.

Молча пожав обнаженным плечом, я снова опускаю взгляд на свои записи, в которых встречаются зачеркнутые слова.

— Геолокация в «Инстаграме» Маркуса Ферраро указывает на то, что он часто проводит время в «Джорджоне».*3 Туда и поеду.

Джемма склоняет голову набок, помешивая оставшийся коктейль в стакане зеленой соломинкой.

— Тебе ведь нужно в Остиенсе?*4 Это же другой конец города, — она оглядывается в сторону парковки. — Давай я тебя подвезу?

Но я в курсе, что ей не терпится скорее отправиться домой, где ее ждет парень, поэтому вежливо отказываюсь. И, собрав вещи, тепло целую Джемму в щеку. Все должно пройти… нормально, а потом я ей все расскажу.

~*~*~*~

Прожекторы, находящиеся сверху и снизу, выключены, а мелкие врезные светильники на потолке освещают большое помещение тусклым светом. Короткостриженый высокий и жилистый брюнет назвался Исайей и присел за столик возле меня. Бар начинает свою основную работу ночью, но некоторые завсегдатаи заглядывают сюда и днем. Я не вхожу в число постоянных клиентов, потому на меня больше всего устремляется взоров. Милая откровенно одетая официантка приносит заказанную чашку зеленого чая с жасмином. Исайя, — как оказалось, владелец заведения, — долгое время молчит, просто оценивая меня, а потом неожиданно заводит разговор.

— Ты, наверное, думаешь, что это глупо и невежественно, да?

Я бросаю на него недоуменный взгляд. Он жестикулирует рукой, между пальцами которой зажата начатая сигарета. Я могу ошибаться, но, похоже, Исайя под кайфом.

— Имею в виду, именовать грешное место, — он взглядом и свободной ладонью обводит вместительный зал с бездной столиков, — так, как звали великого художника…

Исайя внимательно изучает мое лицо, будто сможет прочитать по нему ответ.

— Если честно, — я нервно усмехаюсь и завожу прядь распущенных волос за ухо, — я в художествах не сильна.

— Джорджо Барбарелли, — объясняет он, а потом машет пальцем у меня перед носом. — Не удивительно, что ты о нем не слышала. Итальянский ты знаешь превосходно, но акцент тебя выдает.

Каждый раз, когда мне беспардонно напоминают, что я в этой стране «не своя», внутри просыпается некий пожар. Конечно, они правы, но зачем бросать это в лицо? Я не чувствую себя более счастливой, слыша то, что и сама прекрасно знаю.