Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как говорится, коротко и ясно.
Как диагноз квалифицированного врача больному «стыдной болезнью» в крайне запущенной ее форме.
Нам же с Вами, уважаемый/уважаемая Читатель/Читательница, задача.
От Конфуция.
Определить, какой правитель хуже для своей страны и ее народа: тот, который обижается и злится, если ему говорят о нем неприятную ему правду, и пытается — явно или же исподтишка мстить своему «обидчику», или же тот, кто живет и действует по «принципу»: «Плюй ему в глаза — скажет, что божья роса».
Ответ от Конфуция на эту задачу от него же: «Хуже оба».
Возмущало Конфуция в правителях многое.
Однако больше всего — «отправлять необученных людей сражаться на войну — это значит посылать их на верную гибель» (Глава 13. «Цзилу»).
По поводу таких «полководцев-правителей» Кун-цзы сказал крайне жестко: «Своей смертью не должен умереть Чжун Ю». (Глава 11. «Сянь цзинь» («Когда-то люди, постигая…»).
Был ли жесток Конфуций в своих суждениях?
Решать, опять-таки Вам.
И — вот Вам подсказка.
Даже — две.
Пользуйтесь!
Первая: «Кто ненавидит то, что лишено милосердия, тот проявляет милосердие» (Конфуций. «Афоризмы»).
Вторая: «Некто спросил: «Правильно ли говорят, что за зло нужно платить добром?» Учитель сказал: «А чем же тогда платить за добро? За добро надо платить добром. За зло — справедливостью» (Там же).
В любом случае следует признать, что современная концепция справедливости как воздаяния, адекватного содеянному, восходит именно к Конфуцию — Мудрецу по имени Кун.
Древнекитайская Мудрость
Лао-цзы. «Дао дэ цзин»
Пожалуй, самой загадочной фигурой во всей Всемирной истории философской мысли был и остается китайский мудрец (цзы) по имени Лао.
Вокруг его имени и его авторства «Дао» роится такое обилие домыслов, вымыслов и пересуд, что оно сопоставимо лишь с тем, что окружает имя Гомера.
Нет, безусловно, вопрос о том, «а был ли мальчик?», — в данном случае не обсуждается,
Да, скорее всего, в 579-м году до н. э. действительно родился мальчик по имени Лао, а вот написал ли он трактат под названием «Дао дэ цзин», и, соответственно, заслуживает ли он почетной приставки «цзы» к своему имени — «вот в чем вопрос!».
Может быть, именно для того, чтобы подобного рода вопросы не возникали, древнеиндийские мудрецы записывали свои мысли фактически на скрижалях Истории сознательно анонимно: во избежание ненужных разнотолков, а фактически — кривотолков, как Вы считаете, уважаемый/уважаемая Читатель/Читательница?
В любом случае мы с Вами поступим предельно просто: будем исходить из того, что текст «Дао дэ цзин» (чаще всего переводится как «Канон Пути и Благодати») есть, и есть предполагаемый его автор, а именно — Лао-цзы.
От этой отправной точки и будем делать свой первый шаг по Пути к проникновению в суть действительно интереснейшего — во всех отношениях текста.
Итак, как говорится в «Дао дэ цзин», «путешествие даже в тысячу ли начинается с одного шага» (книга вторая, § 62).
Ну, и куда же мы направляемся по дороге Дао?
Как и надлежит, в Царство Понимания.
Того, что мы с Вами — просвещенные обитатели Цивилизованного Мира понимаем далеко не всегда и не совсем так, как следовало бы.
Что ж, будем учиться.
У цзы — мудреца по имени Лао.
Ведь «мудрец идет впереди, но не вредит народу» (там же, § 66).
А кто же или что же «вредит народу»?
И тут нас с Вами подстерегает первый по-настоящему большой сюрприз: «Не знать и при этом думать, что знаешь — это и ведет к затруднениям» (там же § 71).
Человечеству пришлось прожить почти две с половиной тысячи лет после смерти Лао-цзы, прежде чем его мысль, как боевое знамя, оказалась подхваченной: «Логика — великий преследователь темного и запутанного мышления. Она рассеивает туман нашего невежества, заставляющий нас думать, что мы понимаем то, чего на самом деле не понимаем» (Джон Стюарт Милль. «Логика силлогистическая и индуктивная»).
Вот так-так!
А мы-то с Вами, по нашей простоте душевной, думали, что невежество это незнание. А что оказалось? Думать, что знаешь и что понимаешь то, чего на самом-то деле и не знаешь, и не понимаешь — вот что такое настоящее невежество, стóящее того, чтобы его знали и понимали, и — не только в лицо, но и, что называется, «с тылу», ведь, как сказал бы Сунь-цзы, «незнание и непонимание нами нашего врага приближает нас к гибели».
Вот из этого-то давайте с Вами и будем исходить, преодолевая то, что мы думали, что мы знаем и понимаем, а на самом деле, — мягко говоря, не очень.
Примеры?
Извольте.
Мы думаем, что мы знаем, что лучшие правители — это те, кого мы любим, не так ли?
А что по этому поводу говорит Лао-цзы?
Читаем: «Лучший правитель — это тот, о существовании которого никто не знает: все действуют надлежащим образом, а он не вмешивается» (книга первая § 17). То есть, как лучший футбольный судья, которого никто — ни игроки, ни зрители — не замечают, а порядок на футбольном поле, тем не менее, обеспечивается.
«А какой же правитель — худший?», — спросите Вы, конечно же.
Терпение, и еще раз — терпение.
Не все сразу.
Точь-в-точь, как у Лао-цзы: «Следом за ним (лучшим — Б.П.) идут те правители, которых… любят» (!!!) (там же).
Посмотрите сейчас на себя в зеркало: копия картины «Не ждали», не правда ли?
Точно такая же правда, как то, что совершенно недавно — по меркам Истории — на похоронах кровавого тирана люди давили друг друга, стремясь — совершенно искренне! — приобщиться к проявлению всеобщего горя от его смерти.
Что же пишет далее Лао-цзы?
«Далее следуют правители, которых боятся» (иногда «вторые» и «третьи» — одни и те же лица — Б.П.).
«За ними — те, которых ненавидят, и — в самом конце -
те правители, которых презирают» (там же).
Как нет для мужчины более жестокой пытки, чем презрение к нему со стороны желанной ему женщины, так нет для правителя более страшной кары, чем презрение к нему его подданных.
Что же нужно для того, чтобы не попадать правителю в столь неприятную для него ситуацию?
Не так уж много, хотя, если хорошенько разобраться, не так уж и мало.
Всего две вещи: человеколюбие и мудрость.
Ведь «когда утрачивается человеколюбие, приходит справедливость» (книга вторая § 38).
То есть, там, где есть человеколюбие, проявляемое с обеих сторон возникающего очага напряжения, там справедливость становится избыточной.