– Не за что, – ответила Иссерли, сделав вид, что он ее все-таки поблагодарил. – Куда вам?

– На юг, – ответил он и взглянул в том направлении.

Повисла секундная пауза, затем автостопщик набросил ремень безопасности на свой торс с таким видом, словно это была единственная возможность заставить машину тронуться наконец с места.

– Просто на юг? – спросила она, трогаясь от обочины, как всегда тщательно проследив, чтобы привести в действие сигнал поворота, не включив при этом по ошибке фары, стеклоочистители или икпатуа.

– Ну, это вопрос открытый, – ответил мужчина. – А вам куда?

Она кое-что прикинула в уме, потом внимательно посмотрела на него, стараясь угадать, к чему он клонит.

– Я еще не решила, – сказала она. – Пожалуй, начну с Инвернесса.

– Мне Инвернесс тоже подходит.

– Но вам нужно дальше?

– Я не спешу с первого раза достигнуть поставленной цели.

В этот момент сзади возник автомобиль, и Иссерли отвлеклась от беседы, пытаясь понять намерения сидевшего в нем водителя. Когда она наконец вновь повернулась к мужчине, лицо того уже ничего не выражало. Как следовало понимать последнюю реплику? Как проявление мальчишеской заносчивости? Как намек на некий сексуальный интерес? Или просто как констатацию очевидного факта?

– Долго пришлось ждать? – спросила она, надеясь вытянуть из него дополнительную информацию.

– Чего?

Он посмотрел в ее сторону, прервав попытки расстегнуть молнию на куртке. Неужели уровень его умственного развития так низок, что он не в состоянии одновременно слышать обращенные к нему элементарные вопросы и расстегивать молнию? Она заметила у мужчины над правой бровью тонкий, почти заживший, шрам, покрытый черной коростой – возможно, упал, напившись? Белки глаз у него были чистые, волосы недавно мытые, от него не исходило неприятного запаха – может, он просто глуп?

– Долго вам пришлось стоять, прежде чем я остановилась? – уточнила Иссерли.

– Не знаю, – ответил он. – У меня нет часов.

Она бросила взгляд на запястье его правой руки – оно оказалось широким, покрытым золотистыми волосками, по внутренней его стороне струились две голубоватые вены.

– Ну, а по ощущениям?

Он ненадолго задумался над вопросом.

– Пожалуй, долго.

Он улыбнулся. Зубы оказались плохими.

За окном автомобиля солнце внезапно начало светить намного ярче, будто какое-то агентство, ответственное за его обслуживание, обнаружило, что оно включено на половину положенной мощности. Лобовое стекло вспыхнуло, словно прожектор, послав потоки инфракрасного излучения на лица Иссерли и автостопщика – чистое тепло, тщательно отфильтрованное от примеси стылого воздуха. Печка в машине тоже работала на полную мощность, так что гостю вскоре стало жарко в куртке и он снял ее совсем. Иссерли украдкой следила за ним, изучая бицепсы, трицепсы и крутые плечи.

– Можно, я брошу это на заднее сиденье? – спросил он, тиская куртку в своих больших ручищах.

– Конечно, – сказала она, заметив, как напряглась рельефная мускулатура под его футболкой, когда он повернулся, чтобы положить куртку поверх одежды Иссерли. Брюшной пресс слегка заплыл жирком – явно пивного происхождения, – но укладывался в пределы нормы. Многообещающе выглядела и выпуклость под ширинкой джинсов, хотя большую ее часть, скорее всего, составляли яички.

Устроившись поудобнее, он откинулся на спинку кресла и подарил ей улыбку, слегка подпорченную многолетним потреблением нездоровой шотландской пищи.

Она улыбнулась в ответ, размышляя про себя, большое ли значение имеет состояние его зубов.

Она чувствовала, что вот-вот примет решение. Честно говоря, она его, в сущности, уже приняла. Ее дыхание участилось.

Она попыталась обуздать свои железы, активно выделявшие адреналин, послав им успокаивающие сигналы. Да – он хорош собой, да – он нужен ей, но сначала надо хоть что-то узнать о нем. Иначе какое разочарование постигнет ее, когда, уже совсем решившись взять его с собой, она узнает, что дома его ждет жена или подруга?

Если бы только у него развязался язык! Интересно, почему те, кто ей нравится, обычно молчат, в то время как те, кого она отвергает с первого взгляда, трещат без умолку, не дожидаясь даже приглашения с ее стороны? Как-то она посадила в машину одно злосчастное создание, которое, тут же скинув объемистый пуховик, продемонстрировало тощие лапки и цыплячью грудь. Не прошло и мгновения, как этот субъект уже излагал ей в подробностях всю историю своей жизни. Дюжие же мужчины, как правило, молча пялились на дорогу или вели беседы на общие темы, с проворством фехтовальщика парируя любые вопросы, касающиеся их личной жизни.

Минута пролетала за минутой, но ее спутник, казалось, был вполне доволен повисшим молчанием, хотя он время от времени бросал взгляды в сторону Иссерли. Точнее говоря, в сторону ее груди. Насколько ей удалось понять из пойманных ею вороватых взглядов, он бы предпочел, чтобы она повернулась к нему лицом: тогда он смог бы беззастенчиво пялиться на ее сиськи. Раз так, она позволит ему налюбоваться вдоволь, если это поможет делу. Приближался поворот на Эвантон. Иссерли слегка вытянула шею и с преувеличенным вниманием стала следить за дорогой, предоставив молчуну во всех деталях изучить ее фигуру.

В то же мгновение она поймала на себе его взгляд, который прожигал не хуже инфракрасного излучения солнца.

Как бы хотелось Иссерли знать, что он, в своем неведении, думает о ней. Заметил ли, что весь этот маленький спектакль разыгран исключительно ради него? Иссерли выпрямилась и откинулась на спинку сиденья, выпятив грудь.

Она знала – этого он не сможет не заметить.

* * *

Ну и титьки же у нее! Фантастика! Но кроме титек – почти ничего. Крохотная-то какая – едва из-за руля видно. Словно ребенок. Интересно, какого она роста? Сто пятьдесят с кепкой, не больше, да и то если на цыпочки встанет. Странно, но вот именно у таких пигалиц обычно самые большие буфера. Эта девчонка, видимо, в курсе, что у нее дыньки первый сорт, иначе не стала бы надевать на себя маечку в обтяжку. Вот для чего в машине жарко, как в печке, – чтобы можно было сидеть в одной маечке и показывать всем свои буфера. Показывать свои буфера ему.

А в остальном с фигурой у нее проблемы. Руки длинные, тощие, локти шишковатые – неудивительно, что маечку-то она носит с длинными рукавами. Запястья тоже все в буграх и ладони как весла. Но титьки, титьки…

И все же руки – ну очень уж странные! Сама маленькая, а лапы – как у лягушки, длинные и узкие. И кожа на них как у фабричной работницы. Ноги ему толком рассмотреть не удалось, потому что на ней были эти жуткие клеши, как в семидесятых, которые снова вошли в моду, – да еще в зеленых блестках, прости господи! – и ботинки «Доктор Мартинс», но он все-таки заметил, что ходули коротковаты. Но титьки, титьки… титьки словно… он не мог подобрать сравнения. Они были просто обалденно хороши, уютно лежащие рядом и ярко освещенные солнечным светом, бьющим сквозь лобовое стекло.