С тех пор как я вернулась из длительной командировки на борту корабля-госпиталя под названием «Панацея»[2], у нас с Шиловым как будто начался второй медовый месяц. Кстати, первый так и не состоялся. Мы оба работали, он – заведующим отделением ортопедии и травматологии, я – анестезиологом в той же больнице, и не смогли уйти в отпуск одновременно. Я чувствовала себя виноватой перед мужем. Во-первых, я оставила его одного почти на три месяца. Конечно, Шилов у меня мужик самостоятельный и прекрасно может себя обслуживать, но семейная жизнь, что ни говори, есть семейная жизнь, а я оказалась вырванной из нее на долгий срок. Но терзало меня вовсе не это, а то, чего я ни за что и никогда не могла рассказать Олегу. Находясь на борту «Панацеи», среди незнакомых людей, во время серьезного политического конфликта на Африканском континенте, я чувствовала себя настолько одинокой и незащищенной, что имела неосторожность изменить мужу. Это я-то, верная жена, примерная мать! Ни я, ни тот мужчина не придавали значения минутной слабости, однако чем дальше, тем больше беспокойная совесть грызла меня изнутри, лишая покоя и сна. Ночами, лежа рядом со спящим Шиловым, я ворочалась, стараясь не потревожить его, и размышляла. Мама просто не поняла бы меня, и даже лучшая подруга Лариска наверняка осудила бы мой опрометчивый поступок. Может, я вообще не создана для семейной жизни? Восемнадцать лет я прожила замужем за Славкой, первым благоверным, который бросил меня, повесив собственный огромный долг, и скрылся в неизвестном направлении почти на два года. Как раз тогда на горизонте «нарисовался» Шилов, идеальный мужчина из девичьих грез. Непьющий, некурящий умница, слушающий индийские раги и занимающийся йогой, он пленил меня тем, что рядом с ним я могла перестать корчить из себя «сильную женщину» и стать просто женщиной, слабой и капризной. Тем не менее я не могу не думать о том, что порой жалею об утраченной свободе. Может, все дело в чувстве вины: я ощущаю его тем сильнее, чем более понимающе ведет себя мой муж?

– И чего это мы такие серьезные? – спросил он.

В это время мы сидели на кухне. Олег пил свой зеленый чай, а я замешивала тесто для сырников: к обеду ожидали сынулю с девушкой.

– Я? Да так, ерунда…

– Ну, тогда предлагаю тебе подумать вот над чем: мне предложили другое место.

– Что?

– Может, ты слышала о сети клиник «Авиценна»?

Разумеется, я не могла не слышать об одной из самых престижных и дорогих медицинских сетей последнего десятилетия!

– Они же в Москве, так? – уточнила я.

– И в Москве, и в Екатеринбурге, и в Нижнем Новгороде. Ими владеет один мой институтский приятель, и сейчас он открывает филиал в Питере.

– И он хочет, чтобы ты работал у него заведующим отделением?

– Нет, Агния, он хочет, чтобы я возглавил клинику!

Я уставилась на него, распахнув глаза.

– Всю клинику?

– Да нет, три четверти! – рассмеялся Олег. – Разумеется, всю клинику, но я не могу принять такое решение один. Короче говоря, мне нужен твой совет, жена: мы идем на повышение или как?

Честно, я не знала, что и сказать. Мы с мужем работаем в одной больнице, и я уже привыкла к тому, что мы ходим туда вместе и возвращаемся тоже вместе, если его не задерживают административные дела. С другой стороны, на работе мы сталкиваемся редко, лишь в тех случаях, когда проводим совместные операции, а поэтому не устаем друг от друга. Тезис «приду домой – там ты сидишь», таким образом, к нам вряд ли применим. Меня устраивает такой расклад, но целая клиника в распоряжении Шилова – это просто подарок судьбы, и мы оба понимали, что такой шанс предоставляется только раз в жизни.

– Тебе придется уйти из больницы? – пробормотала я.

– К сожалению, совмещать не получится, – кивнул Олег. – Я могу консультировать там, скажем, раз в неделю или два раза в месяц, но на этом с государственным сектором будет покончено!

Зарплата врача в нашей стране до смешного мала. Получив ее на руки, среднестатистический медик с горечью размышляет над тем, что делать с такой «кучей» денег – заплатить за квартиру и купить хлеба с молоком или пропить к чертовой матери за один раз? Конечно, можно работать в две смены, нахватать ночных дежурств и еще подрабатывать, ставя капельницы и уколы соседям и друзьям друзей, но в этом случае жизнь проходит мимо, а ты все равно не наживешь хотя бы мало-мальски приличного состояния, чтобы достойно встретить старость. Разумеется, оперирующий хирург, такой как Шилов, получает больше многих, однако сумма все равно не слишком значительная, а поборов с пациентов он не берет. Сейчас почти все операции осуществляются по квотам, предоставляемым Комитетом по здравоохранению или Фондом социального страхования. В эту квоту входит, помимо всего прочего, и заработная плата, соответственно, чем больше врач оперирует, тем, казалось бы, больше и должен получать. И все же дело обстоит не совсем так. Словно услышав мои мысли, Шилов, судя по всему, огорченный моим долгим молчанием, сказал:

– Понимаешь, я устал. Устал бороться с системой, выбивать премии для молодых специалистов, которым жить не на что, устал «осваивать» за месяц квоты, рассчитанные на год, и получать по шее от начальства из Комитета за то, что «опять не получилось»!

Я прекрасно понимала, что он имеет в виду. Квоты придерживают до самого последнего, почти критического момента, а потом, под конец квартала, «выбрасывают» их, как в советские времена дефицит на прилавки пустых магазинов. Вполне вероятно, банки крутят деньги, предназначенные для больных, получая высокие проценты. Это объяснило бы ситуацию с квотами.

– Мои хирурги целыми днями сидят в Интернете или играют в игрушки на компьютере, потому что работы нет, – продолжал Олег. – А между тем очередь на замену тазобедренного и коленного суставов исчисляется тысячами! Ты же помнишь, как было в прошлом году, когда к нам в больницу опять «сбросили» сто пятьдесят квот – шестнадцатого декабря, ни раньше ни позже! Мы отказывали всем пациентам, которые звонили в надежде на операцию, так как уже не ждали ничего перед Новым годом, а тут – такой «золотой дождь»!

Как я могла забыть? Тем не менее я волновалась, не навел ли Шилова на эту мысль тот факт, что в последнее время я зарабатываю гораздо больше его? Признаюсь честно, я скрыла от него свой заработок за время нахождения на борту «Панацеи», в противном случае, боюсь, мужа хватил бы удар! Но он, несомненно, догадывался, иначе не завел бы сейчас этот разговор.

– Ты молчишь?

Я и не заметила, что прошло довольно много времени с того момента, как я в последний раз открыла рот.

– А что ты хочешь, чтобы я сказала?

– Ну, что ты одобряешь мое намерение – или не одобряешь…

– Мне кажется, Шилов, что все уже решено. И когда же ты планируешь написать заявление об уходе?

Взгляд Олега, немного виноватый и в то же время вызывающий, подтвердил мое предположение.