– Приветствую вас, Александр Васильевич. Узнали?

– Нет, Сережа, не узнал, говорю это для того, чтобы ты стал богатым. Или это уже случилось? Я звонил: у тебя телефон недоступен. Получается, клиенты больше не нужны?

– Отдыхаю я, Александр Васильевич. У мамы. По крайней мере, отдыхал еще полчаса назад. Тут такая история…

– Я понял, что история. Неужели клиенты тебя у Марины Евгеньевны нашли?

– Да нет. Пичалька. Клиентов нет, а расчлененка, похоже, есть… Мама наткнулась, когда шла из магазина. Когда шла в магазин, сверток кусты закрывали, а на обратном пути она его заметила, с той стороны ничего не растет.

– Твоя мама, мне кажется, живет в приличном районе Москвы. Можно позвать участкового или позвонить по ноль два… Нет? Не наш метод?

– Мама считает, что нет. У нас тихое место, здесь нет проезжей части, вообще нет машин. Это случилось или в одном из немногих домов, или рядом с ними… Мама живет тут всю жизнь, она допускает, что может знать людей, у которых случилось несчастье. Может знать жертву или даже убийцу.

– Какие идеи?

– Земцов в командировке. Я не работаю ни с кем, кроме вас. Мама в чем-то права: вызову полицию, увезут, скорее всего, с концами. А она потом заставит меня искать.

– Ты так часто повторяешь слово «мама», как будто объелся манной каши.

– Почти угадал. Глазунья, компот, мороженое. Сегодня первый раз попросил мне пива купить, оказалось – не к добру. Александр Васильевич, вы же поняли. В дар прошу принять. Вдруг опознать получится.

– Это, конечно, может получиться, но каким образом принять…

– Я думаю, простым. Вы, к примеру, сами это и нашли. С моей мамой шли из магазина. И к себе в лабораторию привезли. Вот такая официальная версия. А по факту мы с мамой – ваши клиенты. Ну, не жить мне иначе. Она никогда в жизни меня не наказывала. А сейчас в таком состоянии… Может даже сладкого лишить.

– Легкий ты парень, а как втянешь в какую-то историю, мало не покажется. Говори, куда ехать. Примем расчлененку, как ты просишь, в дар.

Сергей посторожил страшную находку минут сорок. Мигранты закончили трапезу и ушли. Люди спокойно проходили мимо из супермаркета и тоже ничего странного не замечали и даже не унюхали. Сейчас приедет Александр Васильевич Масленников, эксперт по особо важным экспертизам и… Черт бы побрал ту сволочь, которая убила кого-то солнечным жарким летом, оставила в таком месте, мимо которого проходила его мама. Сергей, конечно, не собирался сильно напрягаться, но Масленников точно даст конкретную информацию, а от нее потянется ниточка. Или не потянется. Но все это будет сидеть в голове, притягивать факты, которые придется отбирать и анализировать. Мама не успокоится. Она действительно знает здесь практически всех. Их безмятежная игра в детство безжалостно прервана. Она ведь может даже перестать варить ему компоты! А вот и Масленников со своими лаборантами.

– Слушай, Сережа, – сказал Александр Васильевич. – Мы быстро упакуем это в мешок, погрузим, ничего на месте смотреть не будем. – Он посмотрел на сверток, куда вернулись мухи. – Даже время сейчас не определю. Такая жара, самый солнцепек.

– Это точно человек? – перепроверил себя Сергей. – Я чуть дотронулся, большая собака может выглядеть в мешке так же.

– Это человек, и ты прекрасно это понимаешь, – ответил Масленников. – Запах не перепутаешь. В общем, ребята, забирайте, у себя оформим как нашу находку. Но вы все – свидетели того, что на самом деле нам подсунул работу Кольцов, который очень переживает, что мы бездельничаем без него.

Сергей грустно пожал Александру Васильевичу руку, посмотрел вслед их машине, отправился домой.

– Мама, – сказал он, войдя в прихожую. – Я сделал все, как ты сказала. Сейчас лучший на свете эксперт повез твою находку в свою лабораторию. Твои перчатки я выбросил, сейчас приму душ, потом дай мне мое пиво. И начинай работать частным детективом. Поскольку я ничего делать не собираюсь. У меня отпуск! У меня нет клиента!

– Мой дорогой! Я буду стараться, – виновато сказала Марина Евгеньевна. – Но у меня не получится. Мне жаль… Ведь у тебя была гениальная идея.

– Ты не собираешься ее совсем разрушить? – строго спросил Сергей. – Сразу скажу тебе свое главное правило. Я никогда не бегаю за фактами, не успеваю: они сами бегают за мной.

– Такой принцип? – улыбнулась Марина Евгеньевна. – Тогда все не так плохо. То есть кое-что ужасно плохо, но мы спасем твой отпуск. Ну, хоть немножко.

Алла два раза перечитала свой материал, поправила, переслала заведующей отделом Ларисе Николаевой. Позвонила ей, сообщила, что вернулась с выставки поздно, писала почти всю ночь, приедет немного позже.

– Смотри, – сказала Лариса. – Для тебя ничего срочного. Мы даже не решили еще, пойдет ли репортаж в этот номер. Но даже если пойдет, я его поведу. Можешь сегодня отдохнуть. Голос у тебя какой-то умирающий. И вообще, раз уж мы об этом заговорили: ты стала такая худая и зеленая, надо что-то делать.

Лариса была из тех людей, которые не приемлют пассивного отношения к чему бы то ни было в принципе. Ее основная реакция: надо что-то делать.

– Например? – поинтересовалась Алла.

– Лечиться, завести хорошего любовника или поехать за границу. Можно даже в командировку.

– И какой вариант тебе кажется предпочтительным?

– Все три. Я выбиваю командировку, мы вместе присматриваем тебе любовника, он едет с тобой, по ходу оплатит там твое обследование.

– Ужас, – сказала Алла. – Ничего более безнравственного мне еще не предлагали.

– И, что характерно, никто и не собирается предлагать. Пока я за это не возьмусь.

– Ты же не сию секунду возьмешься? – умоляюще спросила Алла. – Лара, я реально не выспалась. Давай сегодня без радикальных решений. Раз у меня выходной.

– Да, выходной. Только будь на связи: у меня могут возникнуть вопросы по материалу. А так – погуляй, позагорай, купи себе что-то симпатичное. Какое-нибудь яркое платье. Хочешь, я выскочу, и мы забежим в пару магазинчиков? – Лариса опять зафонтанировала идеями.

– Спасибо. Давай не сегодня, хорошо? Ты права: надо сначала загореть. Сама подумай: как будет смотреться яркое платье на том зеленом кошмаре, которым я, по-твоему, являюсь.

– Ты что, обиделась? Я же из лучших побуждений. Ну, немного преувеличила, возможно. Чтоб ты поняла, что…

– Надо что-то делать. Я поняла. Я не обиделась, Лариса. Наоборот, очень тронута. Конечно, мы что-нибудь придумаем. Так я отдыхаю?

Лариса прервала разговор с явной неохотой. Она любила сразу осуществлять свои планы по совершенствованию жизни других людей. Алла облегченно вздохнула. По крайней мере, Лариса приступит к своей интенсивной терапии не сегодня. Алла задумчиво посидела за столом, глядя на фотографию в серебряной рамке: она и мама на фоне ярко-синего моря. Алла выглядит старше своих двадцати шести лет из-за слишком серьезного, почти трагического взгляда темных глаз. Мама – моложе своих сорока пяти. Гладкое лицо, а светлые глаза вообще лишены выражения. Темные волосы Аллы стянуты сзади в хвост, у мамы – модная, короткая стрижка. По этому фото непонятно, есть ли у них какая-то разница в возрасте. Но их никто не примет ни за сестер, ни за подруг. Алла подумала о том, что все люди в ее жизни пытаются ею манипулировать как марионеткой. Мать, муж, даже Лариса… Неужели она настолько слабое, бесхребетное существо? В памяти вновь возникла сцена: девочка идет по краю песочницы, падает, пытается стереть грязные пятна с платья, и никто не понимает, что она больше всего на свете боится ярости собственной матери. Если бы она стояла на краю обрыва и увидела эти беспощадные глаза, она наверняка бросилась бы вниз. Тогда… А сейчас? Алла вдруг схватила фотографию и сунула ее в ящик стола. И тут же на пороге показалась мать. Между ними была связь палача и жертвы. Мать чувствовала малейшее изменение в ее настроении.